Куда ведет дорога на костях? Польский режиссер о своем фильме

В июне этого года на экраны Германии выходит новый фильм Станислава Мухи "Колыма. Дорога костей". Это девятый полнометражный фильм польского режиссера, известного в Европе такими работами, как "Абсолют Уорхола" (2001) и "Черноморская одиссея" (2014). В своих фильмах 48-летний Станислав Муха исследует постсоветское пространство, будь это деревня в Словакии, откуда родом классик поп-арта Энди Уорхол, или обветшалые абхазские санатории, построенные в эпоху "развитого социализма". "Дорога костей" начинается с разговора в придорожной закусочной на окраине Магадана. Поляк спрашивает продавщицу: "Вы знаете, что такое ГУЛАГ?" Девушка не понимает. "ГУЛАГ" – повторяет Муха с акцентом. "Гуляш? – уточняет девушка. – Вы хотите гуляш?" Однако за этим ироническим вступлением следует встреча с другими героями фильма, которые отлично знают, что такое ГУЛАГ, потому что провели в колымских лагерях всю свою жизнь.

​В интервью проекту "Сибирь.Реалии" Станислав Муха рассказал о работе над фильмом "Колыма. Дорога костей".

– Как вы готовились к съемкам?

– Мне нужно было написать сценарий. Я получил под это стипендию, и мне предстояло описать своих героев и свою задумку. Изначально я не собирался снимать еще один фильм о ГУЛАГе… Но меня интересовало, как сегодня живется людям на самом большом кладбище мира… И вот я написал этот сценарий, с фотографиями, почти на девяносто страниц. Мы ждали финансирования целый год, но дело того стоило, ведь нам надо было снимать профессионально – на хорошую камеру, которой нипочем ни пыль, ни мороз… Потом, прямо перед съемками, начали умирать наши герои. Одна бездомная женщина, которая жила в заброшенном лагерном бараке, умерла в начале зимы, ее было очень жаль... Еще не приступив к съемкам, мы получали грустные новости. Я звонил людям, о которых писал в сценарии, и узнавал, что их уже нет. Из главных героев осталось только трое. Во время съемок приходилось очень гибко реагировать на происходящие события. Кто-то внезапно заявлял, что не будет сниматься в таком фильме, мол, всё обдумал и отказывается. Такое тоже случалось.

– Люди боялись? Или были какие-то другие причины для отказа от съемок?

– Не знаю наверняка. Мне кажется, для того чтобы выжить на Колыме, надо быть “замерзшим” внутри. Думаю, что я бы тоже там замерз. Хотя должен сказать, что те русские, которые соглашались говорить на камеру, – они все были очень открыты. Они явно хотели рассказать о своей жизни, просто их никто никогда об этом не просил.

– Местные власти не препятствовали вам в работе над фильмом?

– Пару раз были проблемы с местным полицейским начальством – нас приглашали в пустые гостиницы, которые им принадлежали, – там сидели какие-то местные олигархи, полицейские чины. Я хотел поговорить с ними на камеру, но они не желали сниматься. Им нужно было узнать, зачем мы приехали? Почему вдруг польский режиссер явился в Магадан с немецкой съемочной группой? В чем дело? Кто-то их "заказал"? Может быть, мы, на самом деле, государственное телевидение? Ну и так далее. При этом они были вежливы, и наши встречи быстро заканчивались. А вот когда мы выехали из города в направлении лагерей, то столкнулись с настоящими трудностями – телефоны не ловили сеть, интернета не было, и никто не знал, где мы находимся и выживем ли вообще.

– Вы имеете в виду зимние съемки?

– Да. Самая низкая температура, при которой мы работали, – минус 65 градусов. Наш звукорежиссер очень страдал при такой погоде, он делал специальные дыхательные упражнения, но у него все равно шла кровь горлом. Настолько было холодно. А летом, наоборот, плюс сорок. Разница – сто градусов! Резко-континентальный климат. И непонятно, зачем люди живут в таких условиях, что они там делают? Конечно, я знаю, сейчас причина не в ГУЛАГе, которого уже нет, а в золоте и алмазах.

– Сколько времени вы работали "на натуре”?

– Для начала мы провели на Колыме несколько недель, чтобы проверить нашу технику. Мы должны были на месте убедиться, что всё будет работать. Ни один европейский производитель видеоаппаратуры не мог этого гарантировать. В Германии Энно Эндлихер, наш оператор, тестировал камеру с помощью морозильной установки, где температура опускается до минус 40 градусов. Но ведь это совершенно иной холод. На Колыме всё иначе – близость океана, горы – две тысячи метров над уровнем моря, продувные ветра, поэтому и холод там совсем другой. В итоге я провел на Колыме полгода. Полтора месяца летних съемок, полтора месяца – зимой. Остальное время мы провели в поисках информации, в переговорах и решении оргвопросов.

– Ваша семейная история как-то связана с Сибирью? Откуда взялась идея снять black comedy о ГУЛАГе?

– То, что в фильме есть смешные эпизоды, – не моя заслуга. Герои фильма сами продемонстрировали колоссальное чувство юмора – они умеют посмеяться над собой и над местами отдаленными, в которых живут. Я полагаю, что это механизм самозащиты, помогающий выжить. А на Колыму я хотел поехать с самого детства. Потому что мой дедушка после войны был сослан из Польши в Сибирь, как раз на Колыму, и много об этом рассказывал. К его счастью и к нашему удивлению, с ним не случилось ничего ужасного. Он рассказывал, что его очень долго везли по Транссибирской магистрали во Владивосток, а потом морем – на Колыму, где он получил первое задание от коменданта лагеря – построить детские качели. Дед выполнил задание, он хорошо умел работать с деревом. А вскоре умер Сталин, и дедушка решил, что теперь он свободен, и отправился домой. Кстати, из Сибири он пришел пешком. С детства помню эту историю, как дедушка в марте 1953 года покинул места своего заключения и пошел через всю Россию, как бродяга в той известной песне. До дома он добрался в октябре или ноябре – была уже поздняя осень, когда он в появился на пороге.

– Просто сказочная история...

– А эти качели потом настигли меня. Однажды в Берлине я побывал на выставке, посвященной Варламу Шаламову, который провел на Колыме 22 года, если не ошибаюсь, и пережил весь тот ад. Среди других экспонатов там были снимки одного замечательного польского фотографа. Внезапно я увидел качели и сразу же вспомнил семейную историю. Тогда я подумал, что должен написать сценарий фильма для того, чтобы попасть на Колыму. Это ведь не такое место, куда запросто можешь поехать в отпуск… Так родилась идея фильма, в котором мне предстояло найти качели, сделанные моим дедом. Это было непросто, потому что фотограф напрочь не помнил координаты места, где он их видел. Но в итоге мы нашли и место, и качели! Конечно, я не уверен, что это те самые качели, которые построил мой дед, но других мы в колымских лагерях не встречали, и никто ни о чем подобном не слышал. Я бы хотел снять об этом отдельный фильм, найти того ребенка, который когда-то на этих качелях качался. Он вполне может быть еще жив.

– То есть эпизод с качелями в фильме – для вас один из самых важных?

– Да. Мы шли к этому месту через территорию, загрязненную радиацией, почти целый день. У нас при себе имелся счетчик Гейгера, чтобы знать, куда бежать в случае опасного превышения радиоактивного фона. Качели находятся на перевале, в горах. Двое местных охотников показали нам направление. И мы дошли! Это было невероятно. Страшно и восхитительно одновременно. И вот что еще удивительно: когда мы уже сняли на камеру эти качели (я слегка их раскачал, вы это видели в фильме), почти сразу после началась сильная гроза, полил дождь. И мы увидели кости, лежавшие под тонким слоем земли, человеческие черепа, прямо тут, возле этих качелей…

Потом, на премьере нашего фильма в Лейпциге, каждый участник съемочной группы вспоминал эпизод, поразивший его сильнее всего, и все сошлись на том, что это был момент, когда буря свалила качели. Теперь они лежат на земле. Но так или иначе, было бы интересно отправиться на поиски того ребенка, девочки или мальчика – неизвестно. А вдруг это будущий президент России?

– Похоже, Сибирь для вас –​ пространство, где может случиться все что угодно? И при этом Колыма и все происходившее и происходящее там может вызывать смех?

– Колыма – это не только пространство ужаса, там не всё такое монохромное, черно-белое. Там поют песни: “Колыма, Колыма, чудная планета. Двенадцать месяцев – зима, остальное – лето”. Я могу себе позволить только смеяться вместе с героями фильма, но никак не над ними. Думаю, что специфика этого места связана в том числе и с ресурсами земли, ее богатством, с магнитными полями, камнями, которые только там есть. Ведь там и вправду эти магнитные поля есть, там компасы сходят с ума.

– Что самое важное в съемках такого документального фильма? Что надо было продумать заранее, а в чем следовало положиться на экспромт?

– Думаю, к этому секрету есть несколько ключей, по большей части психологических. Вы должны оказаться внутри героя, в его мире, независимо от того, появляется он на экране на несколько секунд или на полчаса. Если вы находите такой ключ к своему герою, то он перед камерой просто светится, как светлячок, раскрывается и становится настоящим.

Очень важно, чтобы люди, которых вы снимаете, чувствовали себя свободно, чтобы они жили в кадре, и тогда их реакции будут естественными. Я стараюсь им показать, что съемки – это не страшно, втягиваю их в беседу. Постепенно люди забывают, что я стою за камерой, а они – перед объективом (который, по-моему, лучше бы назвать “субъективом”). Понимаете, есть интервью (вопрос-ответ), а есть разговор на камеру, когда режиссер позволяет вещам случаться, и возникают паузы (в конце фильма у моего героя просто километровые паузы, но они там очень “густые”, не так ли?). Это самое главное. А еще необходимо “подписать договор” с демонами. Когда задумываешь снимать фильм, то какое-то время всё будто бы идет против тебя – происходят несчастные случаи, кто-то умирает, кто-то не приезжает туда, куда должен был приехать, и так далее. Приходится быть очень гибким, чтобы всё это выдержать и не дать сбить себя с пути.

– Последний вопрос. Кто ваш любимый герой в этом фильме?

–​ Конечно, это майор, который в финале произносит очень эмоциональный монолог: "Я офицер. Мой сын был герой Советского Союза. И что мы защищали? Мне стыдно за свою родину!" Этот человек попал на Колыму в возрасте 10 лет. Его жизнь сложилась трагично. В 1990-х он потерял жену, которая работала в спасательных службах на чеченской войне. Он потерял двоих сыновей, одного из них – тоже в чеченской войне, а второго – в Афганистане. Ему больше нечего терять, и он абсолютно бескомпромиссный человек.​ Я этого героя полюбил сразу. Он неудобен в общении, с ним постоянно ругаешься, он всегда противится всему, у него обо всем есть свое мнение. Я не такой, не настолько радикальный. Но он задевает во мне какую-то струну. И мне кажется, нужно жить так, как он.

P.S. В Германии фильм "Колыма. Дорога костей" выходит в прокат 21 июня. О прокатном будущем этого фильма в России пока ничего не известно.

Материал Яны Карпенко, корреспондента "Сибирь.Реалий" (проекта Радио Свобода).