«НИ О КАКОМ ПОВЫШЕНИИ ЧИСЛЕННОСТИ И РЕЧИ НЕТ»
Азаттык: Повлияли ли карантинные меры, введенные из-за пандемии коронавирусной инфекции, на ареал, пути миграции диких животных в Казахстане, их численность? Есть ли какие-то конкретные примеры?
Сергей Скляренко: Примеров нет, поскольку система мониторинга животного мира в Казахстане отсутствует. Есть отдельные плановые учеты, которые проводятся в охотничьих хозяйствах. Они совершенно разного качества, где-то хорошие, где-то плохие, где-то их практически нет. Эти учеты в единую базу данных не сводятся, к сожалению. У нас нет кадастра животного мира и его мониторинга. Научных программ по мониторингу, которые бы финансировались МОНом (министерством образования и науки. — Ред.), тоже нет, как и государственного заказа по проведению такой работы. [Соответственно] и данных у нас пока нет, как, что и на что повлияло.
Сайгаки как двигались, так и двигаются. Они живут не в густонаселенных районах, поэтому карантин на них никак не повлиял. В окрестностях Алматы исследователи из Института зоологии на фотоловушках увидели, что ближе к городу замечено несколько достаточно осторожных зверей, таких как снежные барсы. Они стали подходить ближе к тем местам, где их еще не видели или видели крайне редко, потому что число посетителей в горах снизилось.
Медведь в Иле-Алатауском нацпарке
Но это не значит, что зверей стало больше, — это очень важно! Они просто стали по-другому перемещаться. Для того чтобы кого-то стало больше, должно пройти несколько лет, чтобы освободились территории, появились новые пары, родились детеныши. За год, за несколько месяцев может произойти только перераспределение тех же самых животных по территории. Ни о каком повышении численности и речи быть не может, особенно у крупных зверей и птиц.
Азаттык: Как вы считаете, может ли такое приближение быть опасным для животных?
Сергей Скляренко: Это интересный вопрос. Естественно, если птицы, например, успели гнездиться, а люди опять появляются, возникает опасность для гнёзд. Если в норме они человека боятся, это может стать проблемой. Если это не птица, а зверь, то они спокойно уходят.
Тут есть другой аспект. Звери могут появляться возле человека не только в период карантина. Иногда в социальных сетях пишут: «Мы встретили лисичку, которая нас совсем не боялась. Она к нам подбежала». Ну или, скажем, на Каспии был случай. Народ палками гонял тюленя на пляже. Как правило, с этими зверями не всё в порядке. В норме в Казахстане они относятся к человеку достаточно настороженно. Если зверь вдруг начинает вести себя нетипично, приближается к людям, например осторожный зверь, как лиса или тюлень, скорее всего, он болен, с очень высокой вероятностью.
Если зверь вдруг начинает вести себя нетипично, приближается к людям, скорее всего, он болен.
То есть если вдруг кто-то увидит небоящуюся лису, лучше от этого зверя держаться подальше. Они могут оказаться бешеными. Один из признаков бешенства — это потеря страха перед человеком. Несоблюдение дистанции иногда плачевно заканчивается для людей. Не помыли руки, что-то погладили, что-то потрогали, сунули руки в рот — заболели. Были примеры с птичьим гриппом. Или вот пример — то, от чего, мы все в той или иной мере страдаем, — коронавирус: не то съели. В природе достаточно различных заболеваний. Казахстан является очагом многих из них. Поэтому надо соблюдать элементарные меры предосторожности.
«ТАК, УБЕДИТЬСЯ, ЧТО КАКИЕ-ТО САЙГАКИ БЕГАЮТ ПО СТЕПИ»
Азаттык: Повлияли ли карантин и пандемия на работников вашей организации? Столкнулись ли вы с какими-либо сложностями?
Сергей Скляренко: Повлияли. Во время тотального карантина в марте — апреле, когда были закрыты въезды между областями, несколько работ пришлось отменить, несколько встреч, направленных на повышение квалификации сотрудников силовых структур.
Отменили международную встречу партнеров BirdLife International (международная организация по охране птиц и их среды обитания. — Ред.) которая должна была состояться осенью в Казахстане: более ста человек из более чем тридцати стран.
Сорвались авиаучеты сайгаков, которые должны были проходить с нашим участием. Их ежегодно организует Охотзоопром. [Отменили] из-за карантина и невозможности переезда между областями. Это всегда делается в апреле, нельзя переносить. То есть в этом году сайгаков не считали. У нас есть данные за прошлый год: триста с небольшим тысяч. Данных на этот год нет. Мы только можем сказать, что численность возросла. А вот насколько, не знаем. Полевые группы на местах работают. Например, группа на Устюрте — отряд небольшой, который ведет мониторинг устюртской популяции. Видно, что численность возросла. Эта популяция у нас самая маленькая. Там счет идет на тысячи — около пяти тысяч. Сколько в этом году, не знаем.
Азаттык: Чем может грозить срыв авиаучета? В мае министр экологии, геологии и природных ресурсов заявлял, что считать сайгаков теперь намерены осенью. Есть ли в этом какой-то смысл?
Сергей Скляренко: Если мы говорим об опасности срыва учета для сайгаков, ее нет. От того, что сайгаков один год не посчитают, ничего не произойдёт. Цель учета — это не точное выяснение поголовья, а отслеживание успешности мер по сохранению вида и тенденций изменения численности.
В этом году, несмотря на то что пропустили авиаучет, шел наземный мониторинг. Работали группы охраны Охотзоопрома. Борьба с браконьерством велась, и попутно велся сбор информации. Естественно, дать оценку численности популяции на основаниях этих данных не удастся, но безусловно она выросла, поскольку не было падежа.
Осенний учет не даст вообще ничего. Это выброшенные деньги, государственные. Учет проводится в апреле. Вот в декабре у сайгаков прошел гон, самки беременные. Часть зверей погибает за зиму — это естественный процесс. Весной мы получаем какое-то поголовье, которое в начале мая начинает приносить молодняк. Мы учитываем это поголовье до появления молодняка, при этом оно учитывается в оптимальных условиях, когда сайгаков достаточно хорошо видно на еще темной земле и они держатся в скоплениях. Осенью будет сложно считать. Сайгаки растянуты на огромных территориях, считать их придется на желтой траве.
Осенью – это так, просто полетать, сжечь деньги, убедиться, что какие-то сайгаки бегают по степи.
И плюс мы будем считать не то поголовье — вместе с весенним молодняком.
Методика ведь не зря придумана для весеннего учета. Осенью — это так, просто полетать, сжечь деньги, убедиться, что какие-то сайгаки бегают по степи. Для науки и для мониторинга осенний учет бессмысленный. Поэтому, я думаю, он не будет проводиться. Здравый смысл должен брать вверх.
«ОХОТА НА ВОДОПЛАВАЮЩИХ — ЭТО АБСОЛЮТНО НЕПРАВИЛЬНО»
Азаттык: Сократились ли за период пандемии случаи незаконной охоты?
Сергей Скляренко: Судя по новостям, всё [обстоит] так же. Есть интересные данные от международных партнёров. Недавно у нас была виртуальная встреча о балобане (хищные птицы из семейства соколиных. — Ред.), и, по информации СИТЕС (Конвенция о международной торговле видами дикой фауны и флоры, находящимися под угрозой исчезновения. — Ред.), активность нелегальной перевозки животного мира возросла. Никакого сокращения не произошло. В основном это касается организованной преступности. Когда мы говорим о браконьерстве, надо понимать, что существует три вида. Есть браконьерство местного населения. Человек пошел и застрелил фазана либо косулю и съел. Такой тип браконьерства был всегда и всегда будет. Бороться с ним крайне сложно. Но оно не наносит большого вреда. У нас не настолько населенная страна, чтобы всё съесть.
Есть браконьерство на редкие виды для развлечения. В большинстве этим занимаются жители городов с деньгами. Они охотятся на краснокнижных животных: джейранов, горных козлов. Местные жители опасаются, поскольку [тюремные] сроки большие. Это браконьерство для развлечения. Там не так важна еда, только сам факт — пострелять. Оно может локально вредить редким животным.
Самый опасный вид браконьерства — коммерческое, организованное. Оно в Казахстане угрожает нескольким видам. Это сайгак, всем известно, это рога. Здесь [имеет место] организованная преступность со своими каналами сбыта, налаженными схемами вывоза за рубеж. То же самое происходит и с балобанами. Если рога идут в основном в Китай, в Юго-Восточную Азию, то балобаны — в арабские страны.
Азаттык: Что делается для восстановления популяции животных, находящихся на грани вымирания в Казахстане? Достаточны ли эти меры? Что еще, как вы считаете, необходимо?
Сергей Скляренко: Из таких интересных вещей, что в Казахстане удавалось сделать, великолепный пример — это восстановление сайгака. Это успешный пример работы государства по охране. Это прямая борьба в степи с браконьерством. Это отличный пример того, что государство, когда захочет, многое может. Создана была специальная служба охраны Охотзоопрома, и это работает. То есть это невыброшенные деньги, сайгак восстановился. Если бы не Охотзоопром, сайгака кончили бы.
В Казахстане есть пример по восстановлению вида мирового класса — это восстановление кулана. Это была блестящая казахстанская программа. Я даже не знаю, кому еще в мире такое удавалось, такого уровня что-то сделать. Куланов в Казахстане не было. Они исчезли в начале двадцатого века. В конце пятидесятых завезли 12 куланов на остров Барсакелмес, из Туркменистана. Из этих 12 куланов мы сейчас сделали примерно четыре тысячи. Это самая большая популяция туркменского подвида. Сделано с нуля буквально.
У нас сейчас три группировки устойчивых: в Алтын-Эмеле три с половиной тысячи. Около пятисот — на Барсакелмесе. Маленькая часть — в Жамбылской области. Была популяция в Актау, на Мангышлаке, но там ее съели.
Пандемия и дикие животные: как карантин сказывается на фауне
Мы (АСБК) начали создавать еще одну популяцию куланов в Центральном Казахстане. Там работу только начали. А завезли в общей сложности около десятка зверей. Но сейчас работа приостановилась из-за резко возросшей стоимости транспортировки вертолетами.
Еще один блестящий пример — восстановление бухарского оленя. Он у нас тоже когда-то был, потом полностью исчез. Затем в охотничье хозяйство «Карачингиль» завезли чуть больше десятка зверей. Сейчас они размножились, около семисот животных. Оттуда вывозили животных в леса Сырдарьи. И сейчас там существует самостоятельная группировка оленя, тоже достаточно устойчивая. Тоже очень хороший пример восстановления вида.
Сейчас пытаются начать какие-то работы по тигру. Это инициатива российского Всемирного фонда защиты дикой природы. Как базу собираются использовать резерват «Иле-Балхаш», точнее, некоторые его участки. Но пока работа только на подготовительной стадии. Потому что ни о каком тигре не может идти и речи, пока не будут восстановлены места обитания и кормовая база. Пока не будет достаточной численности кабана — основного корма тигра. Пока не будет в хорошем состоянии тугайный лес, тигров туда никто не повезет.
ПРОБЛЕМЫ ТРАССЫ «ЦЕНТР — ЗАПАД»
Азаттык: Что следует делать общественности для улучшения ситуации с охраной дикой природы?
Сергей Скляренко: Общественность может сигнализировать в полицию о случаях нелегальной торговли и владения. Например, скупка рогов сайгака — это всё запрещено. Есть 339-я статья в уголовном кодексе, запрещающая владение, перевозку, сбыт видов животных, занесенных в Красную книгу.
Общественность может писать, обращать внимание государства на факты разрушения места обитания животных. Сейчас народ и так болезненно реагирует, когда начинают портить ландшафты. Это работает в том числе и на животный мир. Общественность тем самым помогает животному миру, когда обращает внимание на то, что где-то не вырубали деревья. Поскольку, чтобы защитить животных, нужно сохранить их место обитания.
Очень важно работать совместно. У государства есть возможности и средства. Если их направлять в нужное русло, это может дать великолепные результаты. Конечно, есть вещи, когда приходится идти на достаточно конфликтные ситуации. Поскольку сталкиваются разные интересы. Государство ведь тоже не абстракция. Вот как у нас было с весенней охотой. Есть достаточно много людей, которые заинтересованы в весенней охоте. Потому что они на этом зарабатывают или просто любят весной пострелять. В Казахстане запрет на весеннюю охоту был, но сейчас его отменили после долгих дискуссий. Мы будем продолжать бороться против весенней охоты, на водоплавающих по крайне мере, поскольку это совершенно нерационально и с моральной точки зрения абсолютно неправильно.
Сейчас, мы обсуждаем проблемы дороги «Центр — Запад», которая пройдет через места обитания сайгаков. Мы абсолютно не против автотрассы, она безусловно нужна. Но на паре участков она должна пройти по-другому, чтобы обойти места миграции сайгаков. Потому что в нынешнем виде дорога представляет собой серьезную опасность популяции.
Автотрасса «Центр – Запад»
Часть проекта «Нурлы Жол» с бюджетом 1,2 триллиона тенге по модернизации трасс Казахстана, рассчитанный до 2026 года. Трасса должна соединить столицу и Актау. Около 600 километров должны быть проложены. Три отрезка, согласно имеющимся на сегодня планам, проходят по территориям, где мигрируют сайгаки, что, говорят экологи, нанесет невосполнимый ущерб бетпакдалинской популяции этих животных, имеющих статус "критически угрожаемый" вид в Красном списке Международного союза охраны природы (МСОП).
Один участок (Торгай – Иргыз) пересекает Торгайские степи, где обитает ключевая сайгачья группировка, близко подходит к природным резерватам и пересекает Тургайский государственный природный заказник.
Азаттык: Эти дискуссии ведутся уже не один год. На какой стадии находится обсуждение проекта трассы сейчас? Удастся ли, по-вашему, добиться ее переноса?
Сергей Скляренко: На данный момент комитет лесного хозяйства и животного мира изучает документацию, разбирается с различными участками дороги, что на какой стадии и где было согласовано. В 2015 году, когда обсуждалось технико-экономическое обоснование строительства трассы, получилась непонятная история именно с выбором варианта трассы. И сейчас, собственно, все пытаются выяснить, почему был выбран именно этот вариант. Вариантов было четыре, как минимум. Стадия выбора каким-то образом прошла незамеченной. После этого уже шло согласование по отдельным участкам, и ни у кого не было целостной картины.
Сейчас комитет разбирается. После этого, видимо, будут вырабатывать какую-то позицию. Ситуация такая, что проектно-сметная документация завершена уже на 80 процентах участков. Мы не знаем, насколько удастся поменять трассу, но пока не начато строительство, в принципе, сделать это еще можно.
КОММЕНТАРИИ