Почему популяция сайги может вновь оказаться на грани исчезновения? Интервью с исследователем

«ЕСЛИ ПРОВОДИТЬ ОТСТРЕЛ В КОНЦЕ ГОНА, ТО В СЛЕДУЮЩЕМ ГОДУ, ВЕРОЯТНО, БУДЕТ БОЛЬШАЯ ПОТЕРЯ ВОСПРОИЗВОДСТВА»

Азаттык: Власти Казахстана в прошлом году объявили о планах по уничтожению 337 тысяч сайгаков. По их словам, общая численность популяции достигла почти 1,9 миллиона и сайгаки наносят определённый ущерб фермерам. Насколько оправданно такое решение?

Элеанор Джейн Милнер-Галланд: Я думаю, лучшее, что нам нужно сделать, — это посмотреть на ситуацию с другой точки зрения. Нам нужно задуматься о том, что сайга — это вид, который всегда сосуществовал с людьми в казахстанской степи и всегда использовался людьми. Поэтому, в принципе, нет никаких проблем с охотой на сайгака, ведь она практиковалась тысячелетиями.

Но вместо того, чтобы устанавливать квоту [на охоту] на определённое количество сайгаков, я думаю, лучше начать с ситуации на местах, с местных жителей и их отношений с сайгаками и думать о том, как сделать так, чтобы пастбища были устойчивыми и продуктивными, чтобы на одной территории могли сосуществовать и скот, и сайгаки, и было экономическое развитие, ведь и сайгаки, и домашний скот могут быть частью здорового пастбища.

В мае мы исследовали уральскую популяцию. Я была в составе международной экспертной группы, которая посетила этот район. Мы провели несколько плодотворных бесед с фермерами, местными чиновниками, с «Охотзоопромом» [государственное предприятие комитета лесного хозяйства и животного мира министерства экологии и природных ресурсов], с представителями министерства [экологии], в ходе которых мы все сошлись на том, что люди хотят жить бок о бок с сайгаками. Люди понимают, что сайгаки являются частью их культурного наследия, и они пришли к выводу, что существует возможность обеспечения устойчивого будущего и для людей, и для домашнего скота, и для сайгаков.

Результатом этой встречи стала стратегия сохранения и устойчивого управления сайгаками в Казахстане. Первый шаг в рамках этой стратегии — подумать о том, как реализовать местные пилотные инициативы по устойчивому использованию этого вида, возможно, с местным забоем и использованием местных скотобоен, чтобы люди могли опробовать лучшие способы устойчивого использования сайгака. Это тот путь, который был согласован, и это тот путь, которому нужно следовать.

Меня беспокоит идея установить квоту на масштабный отстрел популяции. Я опасаюсь, что это не тот путь, который следует выбрать. Особенно потому, что мы знаем, что сайгак очень уязвим с точки зрения нескольких факторов. Он уязвим в холодную зиму. Он подвержен болезням. Всего восемь лет назад в бетпакдалинской популяции сайгаков наблюдался серьёзный мор.

Кроме того, сайгак уязвим в период гона. Так, в 1957 году был проведён отстрел, который пришёлся на период гона. Он проводился в декабре и июне. Ученые зафиксировали, что следующей весной у сайгаков была очень низкая рождаемость, и это было связано с тем, что их беспокоили во время гона, самки подверглись сильному стрессу. Если проводить отстрел в конце года, в период гона, то в следующем году, вероятно, будет большая потеря воспроизводства.

Азаттык: Что вы подразумеваете под устойчивым использованием сайги?

Элеанор Джейн Милнер-Галланд: Устойчивость имеет три аспекта. Экологическая устойчивость, или устойчивость окружающей среды, социальная устойчивость и финансовая устойчивость. Экологическая устойчивость — это здоровая экосистема. Дикая природа находится на соответствующем уровне, который благоприятен для экосистемы. Затем — социальная устойчивость, когда люди имеют соответствующие средства к существованию, у них есть своя культура. И третий аспект — финансовая устойчивость. Для полной устойчивости необходимо иметь все три составляющие.

Если речь идёт о сайгаках на пастбищах Казахстана, есть несколько различных способов реализации трёх аспектов устойчивости, и не все они связаны с охотой. Например, если есть большие стада сайгаков, то одним из способов обеспечить устойчивое развитие может стать туризм. А сосуществование с домашним скотом может быть вполне мирным, если сайгаки и домашний скот не будут одновременно использовать одни и те же пастбища и источники воды.

Я думаю, нужно быть осторожными и не выбирать лёгкие решения. Важно выделить немного времени на то, чтобы вместе с фермерами и другими заинтересованными людьми подумать о том, каким они хотят видеть устойчивое будущее. Опасность заключается в том, что, если вы просто начнёте массовый отстрел, не подумав об этом, в итоге вы получите неустойчивость.

ЕСТЬ ЛИ АЛЬТЕРНАТИВНЫЕ РЕШЕНИЯ?

Азаттык: Есть ли другие альтернативные решения, кроме отстрела?

Элеанор Джейн Милнер-Галланд: Если цель состоит в том, чтобы как можно быстрее сократить численность сайгаков, то уничтожение большого количества сайгаков позволит добиться этой цели. Но если идея состоит в том, чтобы обеспечить устойчивое будущее пастбищ, как для людей, так и для диких животных, то, возможно, массовое уничтожение сайгаков — не лучший выход. Лучше организовать небольшие местные устойчивые охотничьи хозяйства, которые управляются местным населением на соответствующей территории. Таким образом, это позволит людям получать прямую выгоду от сайгаков, обитающих на их землях. Так что, если бы они могли охотиться на сайгаков, они могли бы заниматься переработкой, отвозить рога в центр для экспорта, а сами могли бы использовать мясо.

Например, так поступают в Скандинавии — Швеции, Норвегии, — а также в Канаде, где охота на оленей и лосей регулируется. В Скандинавии членам местных общин, а также членам местных охотничьих хозяйств выделяются квоты, то есть они получают бирки, которые вставляют в уши животных. Таким образом, отдельным охотникам или отдельным охотничьим хозяйствам разрешается убивать определённое количество животных, они делают это регулируемым образом и обязаны фиксировать информацию о своей охоте и возвращать выданные им бирки. Они могут охотиться регулируемым образом и добывать мясо для себя, своей семьи или на продажу. Всё это делается на местном уровне, но при этом сохраняется государственный надзор. Есть серьёзный научный вклад правительства, который позволяет гарантировать, чтобы рога и шкуры были должным образом промаркированы. Таким образом, существуют модели и прецеденты управления крупными дикими животными с выгодой для местного населения. Я думаю, было бы очень здорово, если бы мы могли обменяться опытом между Казахстаном и некоторыми из этих стран.

Азаттык: Вы упомянули охоту. Есть ли конкретные цифры, на которые можно снизить численность популяции за счёт охоты? Потому что правительство объявило, что численность сайгака может быть снижена на 10 процентов.

Элеанор Джейн Милнер-Галланд: Я думаю, что трудно выбрать конкретную цифру, если нет понимания местных взаимоотношений между сайгаками и людьми, а они также варьируются от места к месту. Например, устюртская популяция сайгаков все еще очень мала и нуждается в восстановлении. В Бетпакдалинском регионе на данный момент нет большой проблемы с фермерами, нет необходимости сокращать популяцию сайгаков на 10 процентов.

Не думаю, что зацикливаться на каком-то проценте — это хорошая идея. Я считаю, что лучше начать с оценки реальной ситуации, с которой сталкиваются местные жители и сайгаки. Каковы фактические доказательства того, что сайгаки наносят серьёзный ущерб пастбищам? И как это можно решить? Можно ли решить эту проблему, например, путём ограждения наиболее уязвимых участков в то время, когда сайгаки находятся в этом районе? Мы не должны искать самое простое, прямолинейное решение, мол, давайте просто возьмём 10 процентов. Мы должны мыслить стратегически.

В ГРУППЕ ПОТЕНЦИАЛЬНО УЯЗВИМЫХ ВИДОВ

Азаттык: Вы уже упомянули о некоторых рисках массовых отстрелов. Можно ли сказать, что сайгак в Казахстане был спасён от вымирания после многолетних усилий по сохранению этого вида? Есть ли риск, что эти многолетние усилия окажутся напрасными?

Элеанор Джейн Милнер-Галланд: Мы можем с уверенностью сказать, что сайгак был спасён от вымирания благодаря многолетним усилиям правительства, неправительственных организаций, местных жителей и «Охотзоопрома». Всего две недели назад статус сайгака был изменён с вида, находящегося на грани исчезновения, на потенциально уязвимый вид, то есть не находящийся в опасной зоне. Причина, по которой сайгак включён в группу потенциально уязвимых видов, заключается в том, что это особая категория, для которой существует серьёзный риск того, что если ситуация изменится, то популяция может очень быстро вернуться в категорию, находящуюся на грани исчезновения. Потенциально уязвимые виды — это виды, с которыми нужно быть осторожными и сохранять их, чтобы они снова не оказались под угрозой.

Что касается сайгака, то, как я уже говорила, он находится под угрозой по ряду причин: он подвержен риску массовой гибели и уязвим с точки зрения браконьерства. И одна из проблем заключается в том, что, если мы дадим неверный сигнал о том, что сайгак — это распространённый вид, то браконьеры будут считать, что убивать его нормально. Нам нужно продолжать следить за соблюдением законов и популяцию нужно сохранять. Я думаю, что устюртская, монгольская и российская популяции всё ещё находятся в опасности. Две крупные популяции в Казахстане чувствуют себя очень хорошо.

Азаттык: Многие критикуют правительство и говорят, что его решения могут опять привести к ситуации, которая уже была в прошлом: за 10 лет, с 1992 по 2003 год, количество сайгаков сократилось в 50 раз, с почти одного миллиона до 20 тысяч. Видите ли вы в этой ситуации подобные риски?

Элеанор Джейн Милнер-Галланд: Да. Я думаю, что если оглянуться немного назад, то в 1970–1980-х годах на них охотились на уровне примерно 10–20 процентов, и популяция была в порядке.

Но я считаю, что сейчас мы можем добиться большего. Теперь мы можем проводить исследования, чтобы понять взаимосвязь между людьми и пастбищами, климатом и болезнями. Возможно, у нас будет больше сайгаков, чем в 1970–1980-е годы. Я считаю, что массовый отстрел, проводимый без детальных исследований, чреват определёнными рисками. Как я уже говорила, эти риски включают в себя сбой репродуктивной функции при охоте в период гона, то есть популяция рискует начать сокращаться гораздо быстрее, чем вы ожидаете. Также есть риск, что снова придут болезни или наступит суровая зима, и популяция также начнёт сокращаться очень быстро. Если при этом вы ещё и интенсивно охотитесь на них, то подстраховаться не получится. И третий риск заключается в том, что если люди подумают, что охотиться и убивать сайгаков — это нормально, то может произойти возрождение и рост браконьерства, как это было в начале 2000-х годов, если только не будет очень сильной правоохранительной системы.

Азаттык: Считается, что истребление сайгака было продиктовано главным образом охотой за его рогами, которые используются в альтернативной медицине. Получали ли вы информацию о том, что рога в больших количествах продаются на чёрном рынке?

Элеанор Джейн Милнер-Галланд: Мы не видели никакой информации о том, что рога становятся доступными в продаже. У нас есть коллеги, которые работают в некоторых странах-потребителях — в Китае, Сингапуре и других местах в Азии, и они не сообщали о каком-либо увеличении количества рогов на чёрном рынке. Я уверена, что услышала бы, если бы рост был. Так что у меня нет никаких доказательств роста нелегальной торговли рогами. Но я видела свидетельства «Охотзоопром», что они тщательно маркируют рога и сохраняют их в запасах.

В 2019 году Конвенция о международной торговле видами, находящимися под угрозой исчезновения, ввела мораторий на торговлю рогами сайгака. Я знаю, что правительство Казахстана очень заинтересовано в отмене моратория, чтобы они могли продавать рога и вести легальную торговлю. Я думаю, что это нормально. Очень хорошо, если мы сможем обеспечить устойчивое использование, которое обеспечит основу для сохранения сайгаков и для местных жителей, это было бы замечательно. Но важно иметь все гарантии, чтобы другие страны были уверены, что эта торговля будет устойчивой, законной и не будет способствовать браконьерству.