В России продолжается атака на местное самоуправление. Возможность отменить прямые выборы глав муниципалитетов проявилась в 2014 году, когда Госдума приняла поправки в закон о местном самоуправлении. К 2016 году из городов – столиц регионов только в девяти остались прямые выборы мэра. В апреле этого года отменены прямые выборы мэра в Екатеринбурге. На этой неделе мэр города Евгений Ройзман в знак протеста подал в отставку. Жители Новосибирска в скором будущем, вероятно, тоже потеряют возможность выбирать градоначальника. О том, как развивалась и деградировала система местного самоуправления, рассказал в интервью "Сибирь.Реалии" - проекту Русской редакции Азаттыка (Радио Свобода) - бывший мэр Томска Александр Макаров.
Десять лет на посту мэра Томска. Еще десять – под следствием и в заключении. Такова политическая биография томского экс-мэра Александра Макарова, одного из самых ярких сибирских градоначальников эпохи позднего Ельцина и раннего Путина. С 1996 по 2006 год Макаров трижды побеждает на выборах, проводит спорную реформу городского жилищно-коммунального хозяйства (ЖКХ), рождает слухи и мемы, вступает в "Единую Россию", дерзит начальству и участвует в конкурсе дворовой песни.
В декабре 2006 года Томск потрясен вечерней новостью: Макаров взят под стражу прямо на рабочем месте. Всю ночь светятся окна мэрии, следователи обыскивают кабинет мэра, его квартиру и квартиры его родственников. Макаров обвиняется по 12 статьям, среди которых вымогательство, злоупотребление служебным положением и хранение наркотиков. Задержанного отправляют в СИЗО, несмотря на случившийся у него во время судебного заседания сердечный приступ. Через несколько дней самочувствие мэра улучшается, он дерзит надзирателям и следователям, обвинения не признает.
На этих кадрах, снятых томской телекомпанией ТВ-2, суд назначает Александру Макарову меру пресечения (2006 год):
Затем несколько лет город следит за процессом Макарова. Областной суд несколько раз продлевает ему срок содержания под стражей, потом адвокаты выигрывают в Европейском суде по правам человека дело "Александра Макарова против Российской Федерации". Экс-мэр выходит из СИЗО под подписку о невыезде, вступает на местных выборах в оппозиционный политический альянс, из-за чего вскоре отправляется под домашний арест с формулировкой "создавал себе положительный образ через средства массовой информации".
В 2010 году коллегия присяжных признает Макарова виновным по семи эпизодам уголовного дела, и суд приговаривает его к 12 годам лишения свободы в колонии строгого режима.
В 2016 году Александр Макаров освобождается по УДО (условно-досрочное освобождение) из иркутской колонии № 3, где во время отбытия наказания занимает должность завхоза своего отряда.
– Вам не кажется, что это символичное завершение карьеры – завхоз в колонии?
Я не знаю ни одного регионального руководителя, который бы стал единороссом добровольно.
– Хороший наглядный пример. Вся страна превратилась в большую зону. Можно назвать эту систему УФСИН (управление Федеральной службы исполнения наказаний. – Ред.) "Единой Россией" или администрацией президента. Большой разницы между этими структурами нет. Государственные институты полностью дискредитированы. Всем известны три признака нормального государства – независимые ветви власти: судебная, представительская и исполнительная. В современной России они отсутствуют. Кроме того, разрушено местное самоуправление – основа свободного государства. Если при мне начинают ругать нынешних мэров, Томска или другого города, я всегда их защищаю. Мне говорят: "Вы иначе управляли городом". Нет! Сама система была другой. Мы действительно обладали властью. А сейчас любой мэр убирается в два счета, учитывая проституированность судебной системы и всесилие карательных органов, ничего сложного в этом нет.
– Когда, по вашему мнению, местное самоуправление утратило реальную власть?
– После того, как мэров начали принуждать к вступлению в "Единую Россию". Такая разнарядка в 2005–2006 годах была спущена из Кремля.
– И вы тогда тоже вступили в эту партию.
Однажды я спросил у кремлевского чиновника: зачем вы это делаете? Ведь вы же рушите власть на местах.
– Потому что не было выхода. Ни у мэров, ни у губернаторов. Я не знаю ни одного регионального руководителя, который бы стал единороссом добровольно. Люди из администрации президента нам говорили прямо: "Хотите денег для своих проектов? Во-первых, вступайте в правильную партию, во-вторых, проводите правильные выборы в вышестоящие органы". От их результатов зависит ваше финансирование. Губернатор едет в Москву просить денег, например, на капитальный ремонт школ. Его спрашивают: сколько голосов у тебя получила на выборах в Госдуму партия власти? Тридцать процентов? Вот тебе и финансирование в размере тридцати процентов от того, что ты просишь. Остальное – где хочешь, там и бери.
– Я правильно понимаю, что в результате укрепления вертикали власти руководители городов и регионов стали одновременно партийными и нищими?
– Сейчас регионов-доноров на всю страну осталось пять или шесть. Раньше их было в разы больше. Потому что основные доходные источники в регионах платят налоги в федеральный бюджет. Раньше "Томскнефть" и "Востокгазпром" платили в областной бюджет. Торговый дом "Восточной нефтяной компании" находился в Томске, и налоги от них шли в городской бюджет. ЮКОС (российская нефтяная компания - Ред.), когда пришел в Томскую область, первое время платил здесь, потом компанию заставили перерегистрироваться в Москве. Однажды я спросил у кремлевского чиновника: зачем вы это делаете? Ведь вы же рушите власть на местах. Он ответил: нам нужны деньги. Без денег кто будет нас слушаться?
Я часто гуляю по городу и вижу людей, с которыми работал в администрации города, у всех одинаково испуганные глаза.
Александр Макаров мог позволить себе критику решений Кремля и в многочисленных интервью местным СМИ. Он любил общаться с журналистами, знал, что умеет держать любой удар в прямых эфирах, и никогда не избегал самых неудобных вопросов. Подобные разговорчики в строю не могли пройти даром для строптивого мэра. После 2000 года времена изменились. Выстраивание вертикали власти довольно быстро стерло воспоминания о вольнице 90-х, когда харизма градоначальника была его политическим капиталом. Теперь яркие личности на местах вызывали раздражение федерального центра своей непредсказуемостью. Их политический опыт, накопленный при Ельцине, в новых условиях оказался практически бесполезным.
"Сибирь.Релии" провели опрос на улицах разных сибирских городов: надо ли выбирать мэров или лучше их назначать?
– Давайте вспомним, как всё начиналось. Что вас побудило в первый раз участвовать в выборах мэра в 1996 году?
– До 1990 года я был учителем биологии в средней школе. Потом, что называется, на волне перестройки ушел в политику. Шесть лет проработал главой Советского района, был депутатом думы. Кое-что удалось сделать, но я видел, как городские чиновники тормозят любые серьезные перемены. Они были из старых советских кадров, вечно ожидающих, что скажет обком партии. Пока в обкоме не кашлянут, они не пошевелятся. В первой половине 90-х такая политика привела к полной разрухе. Я знал, что дело не в отсутствии денег, а в кадровом вопросе. Те, кто сидел в мэрии в начале 90-х, были никакие управленцы. Так их воспитала советская власть, которая любую попытку творчества, любую инициативу воспринимала как нечто враждебное.
– Чем-то напоминает нынешнюю ситуацию.
Видимо, у кого-то наверху лопнуло терпение, прозвучал окрик: сажайте его!
– Сейчас, после освобождения, я часто гуляю по городу и вижу людей, с которыми работал в администрации города, в 90-х, в 2000-х, у всех одинаково испуганные глаза. Человек испытывает страх, если делает что-то незаконное. А тут на ровном месте какая-то паранойя. Я даже не понимаю, чего они боятся, но это их совершенно парализует. Принцип "как бы чего не вышло" главенствует везде.
– Возможно, их напугал и ваш случай. Кстати, арест в декабре 2006 года стал для вас неожиданностью? Или вы получали какие-то тревожные сигналы?
– Сигналы были. Но я на них не реагировал. Спал спокойно. Областная прокуратура несколько раз пыталась завести на меня уголовное дело, но у них ничего не получалось. А тут, видимо, у кого-то наверху лопнуло терпение, прозвучал окрик: сажайте его!
– Вы знаете, от кого исходила команда?
– Да, знаю.
– Кто это был?
Наши города очень сильно пострадали после того, как у мэров отняли большинство полномочий.
– В нынешней ситуации бессмысленно говорить, кто меня заказал, кто был заинтересован. Во-первых, это не один человек. Во-вторых, это ведь не лично против меня какой-то умысел. Шла кампания запугивания строптивых мэров, которые высказывались против того, чтобы у местного самоуправления отнимали власть. Я знаю зарубежный опыт. В конце 90-х ездил в Штаты, там есть город Монро – побратим Томска. Кстати, день приезда нашей делегации у них ежегодно отмечается как местный праздник. Так вот. В Америке 90 процентов городского благоустройства, создания привлекательной жизни – это всё заслуга муниципалитета. Никому не придет в голову просить из Вашингтона денег на ремонт дороги. Это бред! Наши города очень сильно пострадали после того, как у мэров отняли большинство полномочий. Самоуправлением пожертвовали ради выстраивания вертикали власти. А что в результате? Путин каждый год выступает по прямой линии и отвечает на два миллиона вопросов. Почему асфальт провалился; трубы текут; газа нет? Разве это занятие для президента? Ведь стыдно должно быть.
– Сейчас главная проблема России – гиперцентрализованная бюрократия. Но в 90-х, когда вы работали мэром, были другие проблемы: криминализация власти, преступные группировки, "ментовский беспредел". Вы с этим сталкивались?
– Почти сразу после выборов, в 1996 году, ко мне явились два человека, в статусе которых нельзя было усомниться – наколки на руках и соответствующие манеры поведения. Я как раз подписывал разрешения на застройку. Они сказали: в этом городе мы участвуем в распределении земельных участков. Я ответил: знать вас не знаю, кто вы такие? Распределять участки будет администрация, понятно? С молодости у меня была репутация человека, который может не только высказать, но и в морду дать. Неинтеллигентский характер.
Наверное, поэтому они не стали со мной связываться, развернулись и ушли, больше я их не видел. Примерно через месяц появляются люди из одной кавказской диаспоры. Мы, говорят, всегда в городе кладем асфальт и надеемся… Я их перебил: не надейтесь! Видел я, как вы ручным катком делаете тротуар. Эта кормушка для вас закрылась. Либо у вас будет нормальная техника, либо гуляйте в свои родные пенаты.
– То есть братков вы не боялись. А когда в Томске в конце 90-х появились акулы капитализма, например компания ЮКОС, как с ними строились ваши отношения?
Ходорковский тогда еще курил и одевался не очень солидно – свитер, джинсы. Мы вышли на перекур, и он сказал, что хочет с глазу на глаз обсудить одну важную тему.
– С ЮКОСом я не нашел общего языка. И лично с Ходорковским тоже. Когда он в первый раз приехал в Томск, мне позвонил Кресс (губернатор Томской области в 1991–2012 гг. – Ред.) и сказал: "Завтра будем знакомиться с новым хозяином Восточной нефтяной компании". Ходорковский тогда еще курил и одевался не очень солидно – свитер, джинсы. Мы вышли на перекур, и он сказал, что хочет с глазу на глаз обсудить одну важную тему. Я говорю: ладно, подъезжай вечером ко мне в кабинет. Ходорковский приехал с двумя советниками, мы пили кофе, и вдруг он говорит: "У вас, в Томской области, скоро будут губернаторские выборы. Компания ЮКОС предлагает вам выдвигаться в губернаторы. Мы вас поддержим всеми силами и средствами". Я спросил: "Почему вы делаете мне такое предложение?" Ходорковский объяснил: "Нам не нравится Кресс, он – сельхозник и многого не понимает. Мы собрали о вас информацию, вы нам больше подходите".
Я сказал, что мне это не нравится: ты всего одни сутки на Томской земле, а уже начал командовать и расставлять губернаторов. После этого разговора наши отношения были не то чтобы напряженными, но прохладными. А Кресс с Ходорковским, как два умных мужика, смогли преодолеть взаимную неприязнь ради общего дела.
Конечно, я всегда признавал великолепное чутье Ходорковского на бизнес, его организаторские способности. До прихода ЮКОСа поселки нефтяников в Томской области выглядели ужасно. Грязь, деревянные бараки, людям негде помыться. А уже через год после того, как ЮКОС начал работать, там появились германские домики с горячей водой, отоплением. Они умели создавать достойные условия своим работникам.
– А какое впечатление при личной встрече произвел на вас Путин?
Путин фактически повторил мои слова. Я считаю, что он очень сообразительный в этом смысле.
– Мне он показался человеком, который моментально схватывает суть проблемы. В начале 2000-х Путин приехал в Томск проводить здесь выездное заседание правительства по реформе ЖКХ. Наши энергетики выступали с докладами. Это была жуткая тягомотина, типа "столько-то гигокалорий произвела наша ГРЭС или ТЭЦ". Я сижу и думаю: на кой хрен вы это рассказываете президенту? Мы обсуждаем важнейшее дело – реформу. Зачем нам эти гигокалории? В этот момент Путин перечеркивает список выступающих и вызывает меня. Пусть мэр скажет. Ну, я и сказал: реформа должна проводиться по всей стране. А не как сейчас – у Тулеева областной бюджет доплачивает жителям 90 процентов коммуналки. Мы в Томске себе такого позволить не можем. Получается социальное неравенство. Буквально через час, выступая на пресс-конференции, Путин фактически повторил мои слова. Я считаю, что он очень сообразительный в этом смысле.
– В 2000 году вы во второй раз боролись за кресло мэра. Тогда весь город потешался над вашим предвыборным слоганом "Умному городу – чистые выборы". Это стало мемом, появились шутки про город "умный, но грязный", "умный, но бедный" и т.д. При этом были дебаты в прямом эфире, второй тур голосования, непредсказуемый результаты выборов. Сейчас такое уже трудно представить...
– У нас ведь была "медийная аномалия" – была телекомпания ТВ-2, которая работала на телезрителя и всю эту либеральную кашу заваривала. На Кузбассе в это же самое время была полная тишина. Я дружил с мэром Кемерово, Володей Михайловым, хороший был руководитель, умный мужик. Мы с ним однажды прошлись пешком по Кемерово, от его конторы до "белого дома", и вот что интересно: ни один прохожий с Михайловым не поздоровался. Я-то привык, что со мной в Томске на улице здоровается каждый второй. Поэтому мне было странно – люди не знают в лицо своего мэра. Оказывается, Тулеев запретил ему выступать перед кемеровчанами. На местном телевидении мэр появляется один раз в году, на три минуты, когда зачитывает новогоднее поздравление. Всё! Ему четко и ясно объяснили, что в Кузбассе есть только один политик, который общается с населением, – народный губернатор Аман Тулеев. Такое было не только в Кемерово, во многих городах, даже в лучшие времена, мэры – это завхозы, ставленники губернаторов и ничего из себя не представляют как публичные политики.
– Ваши рабочие отношения с томским губернатором складывались по-другому?
– В России так устроена система управления, что любой губернатор может свернуть мэра в бараний рог. Но Кресс за десять лет ни разу на меня не давил. Его многое раздражало в моем стиле управления. Особенно то, что я постоянно обращаюсь к населению. Он говорил: ну зачем тебе этот театр?
(На томской политической арене 2000-х годов губернатор Кресс, бывший председатель совхоза, и мэр Макаров являли собой контрастную пару. Губернатор был вспыльчиво-отходчив, всерьез гневался на подчиненных и до слез обижался на журналистов. Макаров на его фоне выглядел джокером, отстраненно-иронично играющим свою роль. Однажды он даже поменялся ролями с журналистом местной телекомпании: Макаров появился перед телезрителями как ведущий выпуска новостей, а журналист работал в его кабинете, пытаясь понять, легко ли быть мэром.)
– Вы были мэром десять лет. Согласны ли вы, что власть действует опьяняюще? Хочется еще и невозможно оторваться?
Я вам сейчас расскажу про магию власти. В России она очень сильна.
– Я вам сейчас расскажу про магию власти. В России она очень сильна, причем опьяняет подчиненных не меньше, чем начальников. Я испытал это на себе, когда оказался в опале. Благодаря решению Европейского суда по правам человека (ЕСПЧ) меня выпустили из СИЗО, и некоторое время я был полусвободным человеком. По крайней мере мог перемещаться по городу. Однажды вечером ехал домой и не заметил знака "главная дорога". Гаишник меня останавливает, я опускаю стекло, и он видит – кто перед ним. Очень вежливо говорит: "Извините, Александр Сергеевич, но вы нарушили, надо было уступить тем, кто на главной". Я в ответ: "Вот ты дослужился до капитана, а не знаешь, что главная дорога – там, где я еду". Шутка такая. Барин пошутил. Капитан засмеялся так подобострастно, отпустил меня. Я еду и размышляю: вот странно – я уже не мэр, под следствием, скоро посадят, а он все равно видит во мне начальство.
– В местах лишения свободы прежняя магия власти тоже давала себя знать?
– Пока я сидел в Томске – она точно сохранялась. Многим в руководстве колонии было не по себе, когда сверху приказывали прессовать Макарова. Я точно знаю, что такие приказы были, но местные органы от их исполнения увиливали. Поэтому из Томска меня решили этапировать в Иркутск. Там я тоже чувствовал особое к себе отношение. Конечно, конфликты с надзирателями бывали, но все равно они остерегались сильно гадить.
– После всего, что произошло с вами, вы не жалеете о том, что когда-то, в 1990 году, отказались от карьеры педагога ради политики? Были бы сейчас педагогом с тридцатилетним стажем на заслуженном отдыхе.
– Честно говоря, я об этом не раз жалел еще до ареста, в то время, когда был мэром. За свою жизнь мне пришлось сменить много ипостасей, например, я работал заведующим лабораторией – тоже было интересно. Но сейчас я понимаю, что немногие лучшие годы моей жизни связаны с преподаванием в школе. После выхода из колонии практически каждый месяц я встречаюсь со своими бывшими учениками, которые постоянно приглашают меня в гости, на рыбалку, на дачу. Они до сих пор видят во мне учителя. Теплые искренние отношения – это для меня сейчас самое ценное, - говорит Александр Макаров.
И все-таки Макаров считает, что всякий, имевший власть, пусть даже небольшую, городского масштаба, в России остается в глазах окружающих начальником, свидетелем некоей тайны, обладателем особых прав. Экс-мэр Томска вспоминает, что когда город посещала делегация из города-побратима Монро, американский мэр был потрясен всевластием своего сибирского коллеги, который может, если захочет, ехать на красный свет, а дорожная полиция не только не выписывает ему штраф, но наоборот – следит, чтобы никто не мешал движению чиновничьего кортежа. Говорят, что опыт безнаказанной езды на красный – незабываем и ни с чем не сравним. Вкус власти в чистом виде.
Материал корреспондента "Сибирь.Реалии" - проекта Русской редакции Азаттыка (Радио Свобода) Андрея Филимонова.
КОММЕНТАРИИ