Высокий плотный забор, за ним — бывшая резиденция президента в Алматы, разрушенная и сожжённая в ходе Январских событий. В начале прошлого года, когда начинавшиеся мирно протесты перетекли в беспорядки, толпа захватила здание, которое прочно ассоциировалось с авторитарным режимом и закрытостью политической элиты. В укреплённые ворота резиденции въехал грузовик, сотни человек ринулись на территорию под грохот стрельбы.
— Когда я смотрю на это место, как будто сердце переворачивается, — говорит Жамиля Бурабаева, одна из тех, на чьих глазах разворачивались события 5 января 2022 года. — Не знаю, как это чувство описать. Не боль. Чувство горечи, скорее всего. От того, что столько молодых ребят погибло, а потом столько людей страдало в застенках, в тюрьмах.
С 58-летней Жамилёй, сидящей в инвалидной коляске, мы беседуем на тротуаре близ резиденции. Она говорит, что не была здесь с того самого дня, когда «почти умерла и вновь вернулась к жизни».
ОДИН ТУМАННЫЙ ДЕНЬ
Женщина вспоминает: в тот день шла пешком по проспекту Назарбаева — не было ни автобусов, ни такси. Интернет в городе отключили. Что происходило в тот момент в центре Алматы, Бурабаева не знала.
— Дошла до резиденции и увидела много народу. Сказали, что там стреляют. Я не поверила. Как можно стрелять в свой народ?
Происходившее заставило вспомнить Декабрьские события 1986 года. Жамиля рассказывает, что 37 лет назад выходила на площадь, где стояли тысячи молодых людей, не согласных с решением Кремля назначить руководителем советского Казахстана Геннадия Колбина, чужого для республики человека. Жамиля говорит, что находилась среди протестующих 17 декабря. На следующий день, когда выступление подавили силой — на разгон демонстрантов бросили военных с сапёрными лопатками, дубинками, служебных собак, — Бурабаева на площади не была.
— И всё это время — уже прошло больше 30 лет — я себя чувствовала виноватой: «Почему я тогда не была с казахской молодёжью на площади? Почему так получилось, что я не знала об этом, что не была рядом с ними?» Было чувство невыполненного долга, — рассказывает Жамиля Бурабаева. — 5 января тоже увидела очень много молодёжи. Это были одухотворённые люди. Я не могла пройти мимо и сказать: «Извините, меня это не касается». Хотела поддержать народ, чтобы потом мне не было бы стыдно перед своими внуками, детьми, что я осталась в стороне.
Туманный день, хаос в городе, стрельба. Жамиля помнит молодых людей, которые пытались укрыться от пуль. Внезапно она почувствовала невыносимую боль в ноге.
— Было настолько больно, что я потеряла сознание. Я упала, — продолжает Жамиля Бурабаева. — Когда очнулась, я лежала. Чувствовала, будто насосом выкачивают воду. У меня была прострелена вена, оттуда кровь хлестала. Я вижу облака и как будто поднимаюсь к ним. Или они приближаются ко мне. Я хотела, чтобы меня вообще не трогали. Видимо, я уже уходила [из жизни].
Жамиля говорит, что её спасли двое молодых людей. Она не знает, кто эти люди, но помнит их лица. Парни, рискуя собой, отнесли её подальше от свистящих пуль.
— Если бы не они, я бы просто умерла от потери крови. Когда они меня тащили, опять этот стрекот начался. И они говорят: «Жат, жат! Оқ атып жатыр!» (в переводе с казахского «Ложись, ложись! Стреляют!» — Ред.). Как в кино! Они с двух сторон падали и щитом закрывали и меня, и себя. А потом, когда стрекот прекратился, они снова поднялись. [Что было] потом, уже не помню.
Она пришла в себя в машине, которая стояла на площади Республики, в нескольких сотнях метров от резиденции. По словам Жамили, это был микроавтобус, в который приносили раненых.
— Я там была одна среди мужчин, меня посадили с краю из уважения ко мне, хотя там не до этого было. Народа много, все лежат, без сознания. Они со всех сторон, видимо, собирали народ в эту машину. Можно сказать, складывали. Я сижу, моя нога осталась под ними, мне было очень больно. И помню, я ещё сказала: «Балам, у меня нога болит». Он подошёл, хотел помочь, но людей было много, ничего не смог сделать, попросил немного потерпеть. Я снова потеряла сознание. Когда очнулась, какой-то парень рядом сидел. У него тоже такой взгляд мутный был, видимо, он много крови потерял. Он воду отхлебнул и поставил бутылку. Я обычно не пью чужую воду, но тогда схватила бутылку и жадно всю выпила. Потом опять потеряла сознание. И когда снова очнулась, была в дороге в больницу.
ПРИКОВАННАЯ К КРОВАТИ И К ИНВАЛИДНОМУ КРЕСЛУ
Затем были долгие три недели в больнице. Две операции после сквозного огнестрельного ранения ноги. В конце января Жамилю выписали из медучреждения.
— Еле зашла домой. У меня был аппарат Илизарова. Нога была огромная, распухшая. Мне сказал врач, что надо ходить. Я пыталась. Мы нашли костыли. Но я падала без сознания. В первый раз меня успели схватить мои дети. Во второй раз я упала настолько сильно, что не могла сдвинуться. И после этого вообще не вставала с февраля по август. Я думала: всё, никогда не встану, не будет такой возможности.
Получение медицинской помощи сопровождалось проблемами. По закону для бесплатного обслуживания в поликлиниках человек трудоспособного возраста должен уплачивать страховые взносы. Обездвиженной Жамиле о работе и отчислениях пришлось забыть. До Январских событий она была риелтором — в этой профессии человека буквально «кормят ноги». Раньше Жамиля ездила по городу, осматривала квартиры на продажу, искала покупателей, сопровождала сделки по недвижимости. Была финансово самостоятельным человеком. Всё рухнуло в одночасье.
— В поликлинику бесплатно меня не брали, потому что не платила медстраховку. Откуда у меня медстраховка, если я лежу? Мало того что меня без вины подстрелили, я оказалась прикована к постели, так ещё и без медицинской помощи. В сентябре [прошлого года], когда смогла-таки встать, но ходить не могла, меня отправляют к травматологу. За четыре приёма у него он ни разу не посмотрел мою ногу, не спрашивал про ранение. Более того, он сказал: «А вы знаете, что мы ваши данные передадим в полицию?» Я говорю: «Передавайте. Мои данные и так в полиции». То есть врач вместо того, чтобы подсказать, прописать какие-то упражнения, начал мне угрожать: «Мы кантаровцам инвалидность не даём», — сказал он. Я говорю: «Покажите мне этот приказ. Кто вам такое сказал?» В ответ — тишина.
Восстановление даётся тяжело, признаётся Жамиля. Нога время от времени воспаляется.
— Некроз после ранения долго не проходил. Тогда мне врач не говорил, что наступать на ногу нельзя. Я решила сделать упражнения, решила разрабатывать ногу. Приседала. А это, оказывается, нехорошо в моей ситуации. Пошло воспаление. Кожа плохо заживала. Я не вставала с постели. Вызвала хирурга, он всё вырезал. Я начинаю ходить — опять воспаляется нога, и потом воспаление вырезают. Раза три мне вырезали, чистили. Врач сказал: «Ходи на пятках». Но я не могу.
Жамиле дали инвалидность. В 2022 году была вторая группа, в этом году — третья. Эта категория присваивается тем, у кого «умеренно выраженные» ограничения физических способностей. Пособие по третьей группе — 48 тысяч тенге, чуть больше 100 долларов. Она не согласна с решением медицинской комиссии, которая де-факто признала её трудоспособной.
На другой день после нашей встречи у резиденции президента Жамиля Бурабаева поехала в алматинский департамент труда и социальной защиты населения — чтобы написать заявление о несогласии с присвоенной группой инвалидности.
Человека в коляске на входе встретили лестничные ступени. За ними, уже внутри, — пороги, которые не так просто преодолеть.
— И где ваша защита? — говорит Жамиля, обращаясь к первым встретившимся в здании сотрудникам сферы соцзащиты. — Я в прошлый раз здесь не могла подняться, мне сказали обойти. Но там тоже нет пандуса. И это проблема не только для меня же, для всех инвалидов.
Вторая группа инвалидности даёт право на бесплатный проезд в общественном транспорте, объясняет Жамиля. Есть возможность оформить ипотеку по сниженной процентной ставке. На этом льготы заканчиваются.
На встрече с руководителем департамента Аскаром Аймагамбетовым Жамиля Бурабаева подняла проблему недоступности общественного транспорта для колясочников. Просила, чтобы комиссия пересмотрела решение и предоставила ей вторую группу инвалидности.
— Сказали, что заново буду проходить комиссию по инвалидности. Но даже если не дадут [вторую группу], то это надо, чтобы хотя бы знали, что есть люди, которые не согласны и не молчат, — сообщила она, покинув кабинета главы департамента.
НЕ СЛОМЛЕНА: ВИЗИТЫ В СУДЫ И ТРЕБОВАНИЕ РЕАБИЛИТИРОВАТЬ УЧАСТНИКОВ ЯНВАРСКИХ СОБЫТИЙ
После Январских событий по распоряжению президента Касым-Жомарта Токаева создали фонд «Қазақстан халқына», в который небезызвестные в стране олигархи перечислили миллиардные суммы. Фонд назвали благотворительным, нацеленным на оказание помощи в сферах здравоохранения, образования, социальной поддержки, культуры и спорта. «Қазақстан халқына» отчитался о перечислении средств родственникам погибших во время Январских событий — семьям 148 убитых, которых признали случайными жертвами, выдали по семь миллионов тенге (всего, по официальным данным, погибли 238 человек). Фонд сообщил также о помощи раненным во время Кровавого января.
Жамиля Бурабаева говорит, что ей выплатили три миллиона тенге (около шести с половиной тысяч долларов) из этого фонда. Она не считает сумму достаточным возмещением за свои страдания.
— Я написала иск к правительству на 20 миллионов тенге, чтобы мне дали компенсацию как моральный ущерб. Ауэзовский районный суд отказал.
Уголовное дело об огнестрельном ранении Жамили засекретили, затем закрыли. Она не знает, к каким выводам пришло следствие и кто в неё стрелял.
— Он остался безнаказанным, потому что пули нет — сквозное ранение. Когда его найдут и найдут ли когда-нибудь? По мне же было видно, что я женщина, что в руках ничего нет. Я не представляла никакой угрозы. У того, кто стрелял, хочу спросить: «Как вы живёте с этим? Вы же стреляли в обычных людей, в граждан Казахстана, в таких же, как и вы. Что вы чувствуете сейчас? Неужели вы думаете, что это не вернётся бумерангом? Вернётся! Вашим детям, внукам. Когда-нибудь суд настанет».
Несмотря на сложности с передвижением, Жамиля Бурабаева старается вести активный образ жизни. Она наблюдает за процессами в отношении гражданских активистов, преследование которых, как считают правозащитники, усилилось после Кровавого января. Эксперты полагают, что всплеск репрессивных мер продиктован страхом руководства страны «потерять власть».
Недавно Жамиля была на процессе по делу гражданской активистки Назым Табылдиевой, которую приговорили к полутора годам ограничения свободы. Суд признал Табылдиеву виновной в «распространении заведомо ложной информации» из-за нескольких публикаций в Facebook’е, в одной из которых автор написала, что власти Казахстана во время Январских событий «уничтожали народ под предлогом прихода 20 тысяч террористов».
Акорда даже через несколько недель после Январских событий настаивала на версии с нападением на страну тысяч подготовленных за границей террористов. Доказательств тому нет, но Токаев, настаивая на террористической атаке, отдал приказ стрелять на поражение без предупреждения. Позже он заявил, что информация о боевиках из-за рубежа исходила от бывшего руководства силовых структур.
Жамиля Бурабаева утверждает, что не видела ни одного террориста в день, когда едва не оборвалась её жизнь. Она говорит, что будет добиваться реабилитации пострадавших при Январских событиях. Она составила письмо в Акорду с призывом инициировать разработку специального закона.
«Я не террорист, не экстремист и не преступник. Я попала под шквальный огонь, получила тяжёлое ранение и чудом выжила. Я не видела стрелявшего в меня. Но знаю человека, отдавшего приказ стрелять на поражение. Господин Токаев, вы обязаны восстановить мои нарушенные права, и от лица невинных жертв требую от вас инициации закона "О реабилитации жертв Кровавого января". Моё требование основано на моих личных страданиях и переживаниях, на боли таких же, как я, пострадавших, а также на Конституции, где вы, господин Токаев, являетесь гарантом прав человека», — говорится в обращении.
КОММЕНТАРИИ