Как в дни Январских событий в заявлениях Акорды появились, а затем исчезли «20 тысяч террористов», отчего выходившие на митинги казахстанцы превратились в устах президента в «горе-активистов» и почему теперь Касым-Жомарт Токаев призывает подчинённых не реагировать на «диванных экспертов»? Азаттык проанализировал с политологом Шалкаром Нурсеитовым коммуникации и риторику Токаева в 2022-м, когда действующий президент усилил свои позиции.
ЯНВАРЬ 2022-ГО: ИЗ ПРЕЗИДЕНТА НОМЕР ДВА — ВО ВТОРОГО «ЕЛБАСЫ»
Пётр Троценко: Мне кажется, ещё никогда казахстанцы не слушали так внимательно своего президента, как в 2022 году. И ещё никогда президент не «радовал» казахстанцев таким обилием важной информации. Наверное, самое первое обращение, которое точно слушала вся страна, было 5 января, в самый разгар Январских событий.
Шалкар Нурсеитов: Да, именно 5 января он назвал себя председателем Совета безопасности.
Пётр Троценко: И ещё он сказал, что намерен действовать максимально жёстко, при этом ссылаясь на казахстанцев: «Это вопрос безопасности наших граждан, которые обращаются с многочисленными просьбами ко мне защитить их жизни». Не знаю, кто обращался к нему конкретно и как эту информацию до него донесли. Что вы можете сказать об этом выступлении?
Шалкар Нурсеитов: Я внимательно следил за выступлениями Токаева в течение всего года, конечно. И здесь важно разделять политическую коммуникационную стратегию Токаева до и после Январских событий. В январе выступления Токаева говорили о том, что в стране действительно меняется первое лицо.
Объявив себя председателем Совбеза, Токаев подчеркнул, что теперь вся полнота власти принадлежит ему. Не думаю, что он случайно выбрал слова о том, что будет действовать максимально жёстко. Таким образом он хотел показать себя достаточно решительным и жёстким президентом.
До Январских событий он действовал как премьер-министр с официальными полномочиями президента, потому что он постоянно находился в тени Назарбаева. Поэтому он пытался выступать в роли ньюсмейкера, реагируя на резонансные события в общественной жизни через социальные сети и своего пресс-секретаря.
В какой-то степени это работало, потому что в то время он говорил и про «слышащее государство», призывал министров и акимов быть ближе к народу, заводить аккаунты в соцсетях. Сам реагировал на вырубку деревьев у магазина Sulpak, дал поручение Сагинтаеву, тогда акиму Алматы, расследовать это дело, отреагировал на ситуацию вокруг строительства гостиницы в урочище Бозжыра.
Пётр Троценко: Ещё показательный пример, когда в 2019 году Токаев прилетел в Арысь, где во время взрывов боеприпасов погибли несколько человек. Там президент встречался с пострадавшими и эвакуированными. После этого казахстанская facebook-тусовка буквально захлебнулась от восторга, потому что на фоне немобильного и забронзовевшего Назарбаева Токаев выглядел тем самым президентом, который «с народом».
Шалкар Нурсеитов: Потому что Назарбаев никогда не посещал очаги подобных событий, все только запомнили его выступление в Жанаозене, куда он прибыл после расстрела нефтяников. Но ещё следует отметить, что во время президентства Назарбаева социальные сети были не так популярны среди казахстанцев и люди боялись высказываться по каким-либо общественно-политическим вопросам.
Став президентом, Токаев прекрасно понимал, что реальная власть находится в руках Назарбаева и что ему надо позиционировать себя как реального политика.
А после Январских событий, когда Токаев начал концентрировать власть в своих руках, по его риторике можно увидеть, что он действительно начинал чувствовать себя политиком, независимым от Назарбаева. Тем более после того, как он выступил с новостью, что обратился к силам ОДКБ помочь Казахстану бороться с так называемыми террористами.
Мне кажется, тогда чувствовалась какая-то растерянность, но при этом наблюдалась и уверенность политика, потому что Токаев понимал, что это его шанс обрести политическую независимость.
Пётр Троценко: Для меня выступления Токаева от 5 и 7 января — два совершенно разных обращения к народу. Если 5 января я увидел президента, который был хоть и растерян, но готов принимать какие-то решения, то 7 января это был уже жёсткий, готовый к любым действиям человек. И я никогда не забуду, когда он начал свой «наезд» (иначе и не скажешь) на активистов, журналистов и правозащитников, обвиняя их в дестабилизации событий в Казахстане. Я не слышал никогда такой жёсткой риторики из уст президента, и мне даже показалось, что спичрайтеры у него были другие, уж очень его выступление 7 января походило на кремлёвскую риторику.
Шалкар Нурсеитов: Именно так. Поэтому коммуникационную стратегию до Январских событий я называю стратегией президента номер два, а после Январских событий он начал превращаться во второго «елбасы».
И действительно было ощущение, что речь Токаеву писали спичрайтеры Путина. Нападки в адрес журналистов и правозащитников выглядели очень странно, и это показало всем нам, что наступает другая эпоха политической жизни Казахстана. Эпоха второго «елбасы». Безусловно, при поддержке Кремля.
И поэтому Токаев выступал вразрез со своей концепцией «слышащего государства», это было выступление авторитарного политика, который не терпит свободу слова, не терпит свободу СМИ, который готов бороться даже с мыслепреступлением. И который готов на всё, чтобы оправдывать свои жёсткие решения как попытку сохранения государственности. Через этатизм он до сих пор оправдывает жёсткие меры, которые были приняты им во время Январских событий, в том числе и приказ стрелять на поражение без предупреждения.
ХРОМАЮЩИЕ КОММУНИКАЦИИ И НЕПОСЛЕДОВАТЕЛЬНОСТЬ В МЕССЕДЖАХ
Пётр Троценко: Отдельно хотел поговорить про твит о «20 тысячах террористах», который был опубликован на официальной странице Токаева и находился там не более суток, а потом исчез. Потом он, конечно, сказал, что эта информация была предоставлена бывшими руководителями правоохранительных органов и что речь шла не об Алматы, а обо всей стране, но всё равно вопросы к нему остались.
Шалкар Нурсеитов: Наверняка этот твит был для того, чтобы оправдать приказ стрелять на поражение без предупреждения. Потому что поначалу мы слышали две версии. Первая, по словам Токаева, это была попытка государственного переворота, вторая — это была террористическая атака. Вторая версия до сих пор не нашла подтверждения, мы не видели ни одного террориста.
Нам показывали представителя одного религиозного течения в качестве одного из террористов, которые хотели устроить беспредел в Казахстане, но некоторые эксперты, которые занимаются исследованием вопросов религиозного терроризма, говорили о том, что люди, которых нам показывали в качестве террористов, не позиционировали себя как представителей радикального толка. Ещё в качестве иностранного террориста нам показали кыргызского джазмена.
Кроме того, в течение года Токаев тиражировал разные месседжи на внутреннюю и внешнюю аудиторию. В его статье для журнала National Interest от 4 апреля 2022 года не было ни одного слова про террористическую атаку в январе. То есть он понимал и в его администрации тоже хорошо понимали, что такой нарратив не будет воспринят серьёзно зарубежной аудиторией, особенно западной, и что без серьёзных доказательств этот месседж они принимать не будут.
И в этой статье Токаев говорит, что это было народное восстание, и пообещал, что будет делать всё, чтобы в Казахстане продолжались политические реформы. Мне кажется, что это один из ярких показателей того, что коммуникация у самого Токаева и его администрации хромает. Это говорит о том, что они нам до сих пор не говорят правду. Если бы правда была на их стороне, то мы тогда не видели бы этих непоследовательных месседжей, противоречащих друг другу.
Пётр Троценко: Говоря о январских выступлениях Токаева, не могу не коснуться того, когда президент заявил, что Казахстан встал на демократические рельсы, а страну ждут политические и экономические реформы. А ещё в январском интервью телеканалу «Хабар 24» он сказал, что не будет менять Конституцию. Но уже в марте Токаев объявил, что поправки всё-таки будут. Чем можно объяснить такую непоследовательность?
Шалкар Нурсеитов: Наверняка сыграли роль показания [бывшего председателя КНБ] Карима Масимова и других крупных политических фигур, которые были арестованы во время Январских событий. Наверняка в январе-феврале шёл торг между Назарбаевым и Токаевым. Мы же не стали свидетелями того, что Назарбаев лично передал пост председателя Совбеза Токаеву. До этого Назарбаев публично заявлял, что передаёт руководство Ассамблеей народа Казахстана Токаеву, как он обещал в конце 2021 года, что передаёт руководство партией. А во время Январских событий мы не видели, что он добровольно передал пост [председателя] Совета безопасности. Это тоже наводит на мысль, что Назарбаев покинул этот пост не по своей воле.
Что касается выступления Токаева, то президент действительно обещал, что не будет трогать Конституцию. Как раз до этого, во время своего выступления в парламенте, он пытался позиционировать себя как президент другого формата, говорил, что не должно быть монополии в политике. Во-первых, Токаев хотел показать, что он другой, что он отличается от Назарбаева, во-вторых, у него не было намерений менять Конституцию, потому что тогда шли переговоры с Назарбаевым, с Путиным. И я думаю, что Назарбаев при своей жизни никогда не согласился бы на обратное переименование столицы, на аннулирование закона о первом президенте (11 января Конституционный суд постановил, что закон о первом президенте «подлежит признанию утратившим силу». — Ред.). Это говорит о серьёзных вещах, что в 2023 году мы наверняка увидим продолжение «деелбасизации».
Пётр Троценко: Ещё один момент, который нельзя не отметить: команда Токаева, в отличие от команды Назарбаева, довольно активно мониторит общественное мнение, в том числе и внимательно следит за тем, что происходит в социальных сетях, и это отражается в его выступлениях. Вспомним декабрьское выступление на расширенном заседании правительства, где он сначала посоветовал чиновникам не увлекаться «путешествиями в виртуальном мире», потому что наказания будут получать «в реальном мире», и что не надо воспринимать каждый комментарий «диванного эксперта» как всенародную поддержку.
Шалкар Нурсеитов: Вот опять же, если до Январских событий он говорил, что чиновники должны быть ближе к народу через социальные сети, и чиновники начали массово открывать аккаунты в Facebook’е, Twitter’е и Instagram’е, то сейчас он говорит совсем другое. И это свидетельствует о том, что они внимательно следят за социальными сетями, где часто высказываются независимые правозащитники, журналисты, независимые СМИ, эксперты, которых авторитарный режим рассматривает как потенциальных оппонентов и которые мешают ему монополизировать общественное мнение. Политическое поле уже давно вычищено от оппозиционных сил и партий, поэтому неудивительно, что власти хотят быть первыми, кто озвучивает проблемы общества.
СТРЕМЛЕНИЕ ПОКАЗАТЬСЯ НЕЗАВИСИМЫМ И ЗАКОНСЕРВИРОВАТЬ РЕЖИМ?
Пётр Троценко: Если перейти от внутренней политики к внешней, всем запомнилось выступление Токаева на Петербургском международном экономическом форуме, где он заявил, что Казахстан не признает так называемые ЛНР и ДНР, равно как и другие квазигосударственные территории. Многие восприняли его слова как полемику с Путиным и шаг к отдалению Акорды от Кремля.
Шалкар Нурсеитов: Во-первых, это было не новое заявление, потому что в 2014 году у Казахстана была такая же позиция, когда он не стал голосовать за признание Крыма российской территорией, правда, проголосовал не против, а воздержался. Токаев просто подтвердил, что Казахстан продолжает придерживаться позиции, которая была у него в 2014 году. Единственное, что в этот раз Токаев говорил в присутствии Путина, что было воспринято как храбрость. Но думаю, что такие вещи обсуждаются в кулуарах заранее, поэтому наверняка он обсудил этот вопрос с Путиным до выступления.
Своим ответом Токаев показал внешней аудитории, что Казахстан не намерен вслед за Россией становиться ещё одним государством, которое будет находиться под западными санкциями. Потому что мы находимся в одном экономическом и военном союзе с Россией, и Казахстан, по сути, является одним из немногих оставшихся стратегических партнёров Кремля. Это был месседж западной аудитории, сообщающий о том, что хоть Казахстан и является членом Евразийского экономического союза и ОДКБ, но у нас есть своя повестка, своя политика и в этом конфликте мы будем нейтральными. И, во-вторых, мне кажется, это помогло президенту Токаеву в коммуникации со своей внутренней аудиторией.
С января 2022 года у нас активно ведутся разговоры о сильной зависимости Токаева от Кремля, потому что Кремль и ОДКБ помогли Токаеву остаться у власти. И в противовес этому разговору они хотели показать, что Токаев является независимым политиком.
Пётр Троценко: Давайте обратим внимание на многочисленные обещания Токаева в 2022 году. Например, в обращении к народу 21 сентября он рассказал про реализацию ряда программ, про 30-процентную квоту для женщин и молодёжи в предвыборных партийных списках, про уменьшение порога для прохождения политических партий в мажилис с семи до пяти процентов, про графу «против всех» в избирательных бюллетенях и, конечно же, о программе «Нацфонд — детям». После этого обращения часто встречались отзывы, что в Казахстане медленно, но верно что-то меняется. А что вы думаете об этом выступлении?
Шалкар Нурсеитов: Я не испытываю никакой иллюзии относительно президентства Токаева с марта 2019 года и никогда не рассматривал его в качестве политика-реформатора. Он сторонник авторитарного правления, он продолжает путь Назарбаева, и его вполне устраивает ситуация в стране, потому что он обладатель абсолютной политической власти.
Что касается этого обращения, там не были озвучены какие-то новые меры по реформированию авторитарной политической системы Казахстана. Он повторил тезисы, о которых говорил уже ранее: про 30-процентную квоту, про то, что государство должно работать на граждан, поэтому все эти вещи для людей, которые внимательно следят за политической жизнью Казахстана, вызывали, наверное, чувство дежавю.
После Январских событий во время выступления в парламенте он наобещал, что озвучит свои идеи по реформированию политической системы. Но в своём сентябрьском послании он сделал акцент не на политике, а на социально-экономической ситуации в стране.
Единственное, что он говорил про политику, это что введёт практику, когда люди будут знать заранее дату предстоящих выборов. И преподнесли это как новшество. Но в нормальных, адекватных государствах люди всегда заранее знают дату выборов. Поэтому все его действия, несмотря на красивые фразы о том, что нужны реформы и перемены, говорят о том, что авторитарный режим остаётся в таком же виде, что и при Назарбаеве. У нас поменялся только фронтмен, а режим остался прежним.
Для представителей прогрессивной части общества 30-процентная квота для женщин и молодёжи, конечно, прозвучала заманчиво. У нас патриархальное общество, в политике доминируют мужчины, права женщин часто нарушаются, много мизогинистов, поэтому с этим шагом я полностью согласен. Но через такие трюки и политтехнологические решения авторитарные президенты пытаются заработать какие-то очки в глазах прогрессивной части общества и перед западным миром.
На самом деле ситуация не меняется, потому что через эти квоты в политику попадают люди, лояльные президенту и его администрации. Это играет на руку режиму, потому что люди верят в эти самые перемены. Даже образованные, прогрессивные люди, которые жаждут перемен, становятся жертвами таких манипуляций.
КОММЕНТАРИИ