Азаттык: Почему вы не любите слово «толерантность»?
Виктория Рай: Толерантность — это терпимость. То есть тебе что-то не нравится, но ты терпишь. Я больше за понимание или человечность. Люди все разные. Некоторые призывают нас чуть ли не убивать. Я даже не злюсь на них, потому что понимаю: у них сложился искусственный, кем-то навязанный образ. Например, СМИ. Они часто приглашают трансгендерных людей ради «хайпа». Редко выходят статьи, в которых мы обычные люди. Вот я и не люблю слова «толерантный», «терпимость». Достаточно человечности и желания понять.
ЧИТАЙТЕ ТАКЖЕ: «Толерантность – это…»Азаттык: Давайте разбираться. Начнем с терминологии. Что это — «трансгендерность»?
Виктория Рай: Это несовпадение гендерной идентичности — ощущения собственного гендера — и пола, зарегистрированного при рождении. Это зонтичное понятие, в него входят разные вариации. Но в обществе распространено старое представление, пришедшее из МКБ-9, МКБ-10 (МКБ — Международная классификация болезней, нормативный документ ВОЗ. — Ред.), где есть диагноз «транссексуализм», относящийся к категории психических расстройств.
В МКБ-11, принятой в июле, «расстройство гендерной идентичности», «транссексуализм» исключены полностью. Теперь в разделе сексуального здоровья упоминается «гендерное несоответствие». Это сделано для того, чтобы в странах — участницах ВОЗ трансгендеры могли получать специализированную помощь в рамках медицинской страховки. Когда это изменится у нас, я точно не знаю, но не позднее 2028 года (страны — члены ВОЗ обязаны ратифицировать каждую новую редакцию МКБ и приводить в соответствие с ней свои процедуры. В случае с МКБ-11 это должно произойти к 2027 году. — Ред.).
Азаттык: То есть сейчас в Казахстане трансгендерность считается психическим заболеванием?
Виктория Рай: Да, поскольку Минздрав всё еще использует коды прежней МКБ. Причем «заболеванием», не требующим нахождения в стационаре или лечения, потому что лечения нет. После получения справки не нужны какие-то дополнительные подтверждения в течение жизни. Сейчас на базе республиканского центра психического здоровья действует комиссия для трансгендерных людей по освидетельствованию и постановке диагноза. Она выдает разрешения на проведение хирургических коррекций, а они обязательны для смены документов.
Азаттык: Всегда ли трансгендерность ведет к смене пола?
Виктория Рай: Начнем с того, что фраза «смена пола» некорректна. Если мы говорим о «смене пола», то нам, по сути, нужно взять биологический мужской пол и поменять его на женский или наоборот. А это невозможно, так как биологический пол включает в себя признаки, которые невозможно изменить. Например, половые хромосомы. Поэтому мы говорим о «хирургических коррекциях».
И, да, убеждение, что все трансгендеры хотят сделать полный объем коррекций, неверное. Кому-то достаточно гормональной терапии, кому-то — маммопластики или мастэктомии. Кому-то вообще не требуется хирургическое вмешательство.
Символ трансгендерного сообщества.
Согласно исследованию, которое я проводила в рамках курса «Сороса» (проект «Новое поколение правозащитников» «Фонда Сорос-Казахстан». — Ред.), генитальные хирургические коррекции планируют сделать только 10 процентов. Остальным нужна социализация в их гендере (смена документов. — Ред.). Но это очень большая, даже основная проблема в Казахстане. Как я уже говорила, государство не дает нам выбора. Оно законодательно принуждает к генитальным хирургическим коррекциям, включая стерилизацию, для возможности изменить документы. А это, помимо всего прочего, очень дорогостоящие и тяжелые операции.
Азаттык: О каком законе мы говорим?
Виктория Рай: Кодекс «О семье и браке». В 2011 году в него были внесены изменения. В статье, где перечислены основания для изменения ФИО в гражданском акте регистрации, теперь говорится об обязательном «хирургическом изменении пола». До этого процедура была одной из лучших в СНГ. Трансгендерные люди проходили освидетельствование, получали диагноз «транссексуализм» и шли менять документы, социализируясь в своем гендере. Через год вновь проходили комиссию, получали разрешение на хирургические коррекции и проводили их по своему выбору.
ЧИТАЙТЕ ТАКЖЕ: Как живется в Казахстане людям из ЛГБТИК-сообщества?Азаттык: То есть мы говорим об ужесточении норм? Вы знаете, чем это было вызвано?
Виктория Рай: По большей части это человеческий фактор. В 2009 году в СМИ появлялись публикации об отказах некоторых ЗАГСов менять документы. Всё началось с кейса трансгендерного мужчины, которому отказали из-за отсутствия генитальных коррекций. Правозащитники подняли вопрос в департаменте юстиции Алматы, в министерстве юстиции, но те поддержали сотрудников ЗАГСа. В 2011 году были внесены изменения в кодекс. Минздрав поначалу был против, но вскоре сменился министр здравоохранения и появился пункт об обязательных генитальных операциях для получения разрешения на смену документов.
Флаг трансгендерного сообщества.
Азаттык: Как выглядит процедура переоформления документов сейчас?
Виктория Рай: Сделать это в последние годы стало чуть проще. Когда я сама обратилась в 2013 году, царил ужас. Меня это просто повергло в шок. Я стояла и думала: «Боже, и эти люди должны решать мою судьбу». Сейчас очень хорошая комиссия (действует при республиканском центре психического здоровья. — Ред.), есть порядок ее прохождения. Нужно сдать анализы, находиться в закрытом заведении 21 день, чтобы они «установили» у вас транссексуализм. Но, как говорит сам председатель комиссии, профессионалу достаточно 15 минут беседы, чтобы понять, трансгендер перед ним или шизофреник. После этого дается разрешение на операцию. Потом — курс гормональной терапии. Хирургические коррекции. Знаете, это может показаться смешным, но по закону можно даже не делать верхнюю коррекцию, но генитальную — обязательно. После комиссия выдает разрешение на смену документов. Потом РАГС, ЦОН. Там процедура стандартная.
Азаттык: С какими еще трудностями сталкиваются трансгендерные люди в Казахстане?
Виктория Рай: Я никогда не была пессимисткой, но, когда мы говорим о положении трансгендерных людей в стране, я не могу сказать ничего хорошего. Хочу и не могу. Уровень трансфобии нереально высокий. Просто на улице могут в лучшем случае обозвать, в худшем — ударить. Если выстраивать какую-то иерархию проблем, то первое — это документы. Везде, где их надо предъявлять, есть угроза проявления трансфобии и дискриминации. Мы проводили исследование о доступе к здравоохранению. В нем упоминался случай, когда «скорая» отказала трансгендерной девушке, у которой был острый приступ аппендицита, в госпитализации. Врач, приехавший на вызов, не захотел ехать с ней в одной машине. Не человек с улицы, а медик. Это показывает размах проблемы. И таких случаев очень много.
«Скорая» отказала трансгендерной девушке, у которой был острый приступ аппендицита, в госпитализации. Врач, приехавший на вызов, не захотел ехать с ней в одной машине. Не человек с улицы, а медик.
Азаттык: И как трансгендеры организуют свою жизнь в таких условиях?
Виктория Рай: Некоторые не социализированы вообще. Они сидят дома, пытаются свести к минимуму свои выходы в общество. Есть те, кто поднимает проблему, участвует в «живых библиотеках», в ток-шоу на телевидении, общается со СМИ. Но пока их очень мало. Из тех, кого я знаю, не социализирована половина, наверное. Найти официальную работу тем, чьи документы не соответствуют гендеру, трудно. Зачастую она есть у тех, кто уже поменял документы или пока не начал трансгендерный переход. Некоторые ведут свой небольшой бизнес — это избавляет от нужды объясняться. Свою гендерную идентичность они зачастую скрывают.
Азаттык: Мы, видимо, вплотную подошли к теме вашей работы в рамках проекта «Новое поколение правозащитников»: «Право трансгендерных людей на труд по выбору».
Виктория Рай: Да, здесь основная проблема — дискриминация. Она может проявляться из-за каких-то совершенно поверхностных признаков. Работодатель может не знать о гендерной идентичности своего работника (-цы), а потом узнать и уволить. Например, я знала своего работодателя полгода. Работала с ним в соседних офисах. Он предложил мне место. Я прошла три собеседования, в том числе с ним. Когда принесла документы, мне отказали.
ЧИТАЙТЕ ТАКЖЕ: Пытки, преследования и угрозыЕсть случай девушки из Караганды. Когда о ней узнали, уволили со скандалом, с нотациями. У нее были новые документы, но «помогли» общие знакомые. Проблема даже не в трансфобии, хотя она играет роль. У трансгендерных людей нет защиты. Если бы эта девушка пошла в суд, то не смогла бы доказать факт дискриминации, потому что в трудовом законодательстве нет такого признака.
Азаттык: Дискриминации по гендерной идентичности?
Виктория Рай: Да, я вам больше скажу: наш трудовой кодекс противоречит Конституции. В ней перечисляются признаки, по которым запрещена дискриминация: раса, пол… Там есть «и иные». Под этим «и иные» можно подразумевать любой признак. Но в трудовом кодексе такого нет. Список закрыт, чего нельзя делать ни в каком законодательстве. Иначе, что это значит, что по неупомянутым признакам дискриминировать можно?
Азаттык: У вас были кейсы, когда трансгендерные люди пытались отстоять свои права?
Виктория Рай: Были. Например, широко освещавшийся в СМИ случай трансгендерного полицейского, которого уволили из ДВД Алматы. Руководство узнало о том, что он начал трансгендерный переход, и попросило написать заявление об увольнении. Он это сделал, но решил отстаивать свои права. Дошел до Верховного суда, но так и не добился справедливости.
ЧИТАЙТЕ ТАКЖЕ: Сменившего пол полицейского не восстанавливают на работеНа личном примере могу сказать. Мне отказали в банке. Сказали, что женщину с мужскими документами они не обслуживают. Мы написали в полицию заявление о нарушении равноправия гражданина, но безуспешно. Такое отношение у правоохранительных органов. Поэтому очень сложно уговорить человека написать заявление. Негативное отношение возникает на первых же этапах — принятие жалобы, отношение полицейских.
Азаттык: Как может помочь изменение законодательства?
Виктория Рай: Некоторые вещи трансгендерные люди воспринимают как норму. Например, человека выгоняют из учебного заведения, а он говорит: «Ну ладно, я же трансгендер». Очень страшно, когда человек удивляется: «Да, это нарушает мои права? А я думал (-а), это нормально». Если появится антидискриминационное законодательство, включающее в себя больше признаков дискриминации, оно, возможно, не заработает сразу, но люди будут хотя бы пытаться защитить себя.
Некоторые вещи трансгендерные люди воспринимают как норму. Например, человека выгоняют из учебного заведения, а он говорит: «Ну ладно, я же трансгендер».
Азаттык: Вы изучали зарубежный опыт? Можете назвать положительные примеры?
Виктория Рай: Я даже не буду брать Западную Европу, США. Приведу пример страны рядом — Украины. Там в 2015 году ввели в трудовое законодательство понятие дискриминации по признаку гендерной идентичности и сексуальной ориентации. Закон работает всего несколько лет. Согласно статистике, до его принятия обращений не было вообще. Сейчас суд рассматривает шесть [жалоб на дискриминацию по гендерной идентичности]. Люди стали пытаться отстаивать свои права и доказывать неправоту работодателя. Это ступенька. У нас в стране ее нет.