Начинать писать про Сейтказы Матаева стало принято с личного опыта. В этом есть свой резон: председатель Союза журналистов — человек известный, уважаемый, почти каждый в медиаотрасли так или иначе с ним знаком. Еще Матаев действительно, что называется, «хороший парень» — это понимание я вынесла из коллективных исповедей последних дней: так много людей не может ошибаться. Видимо, личное обаяние и помогало ему быть своим и в коридорах власти, и среди самых непримиримых оппозиционеров.
Я тоже не избежала личного знакомства, хотя и очень давнего и поверхностного. Однажды в конце 90-х годов, которые, как известно, были лихими, когда каждый зарабатывал как мог, я организовывала в Национальном пресс-клубе пресс-конференцию для компании «Казахстан темир жолы». Мероприятие прошло в должное время, на должном уровне, без форс-мажоров. Все стороны остались довольны друг другом. Уже снесенное здание Национального пресс-клуба тогда было еще свежеотремонтированным, а его хозяин — веселым, энергичным и приятным во всех отношениях человеком. Вот, собственно, и всё.
Дальше я должна, наверное, написать, что по этой причине — «я его знаю, он хороший» — я не верю обвинительному приговору суда. Но не буду, поскольку понимаю, что хорошие люди тоже ошибаются и совершают преступления.
Мужественное поведение Матаева вызывает уважение: например, он не стал, как Серик Ахметов или Ерлан Арын, говорить о своей любви к президенту. Правда, и по сути дела, по тем миллионам, что ему вменяли в вину, не сказал ничего более внятного, чем «это неправда, они все врут».
Дело Матаева тем резонанснее, что вобрало в себя все метки времени: тут тебе и журналистика с ее проблемами, и государственные заказы, и коррупция, и связи в высших политических кругах. А потом еще и заключительная речь обвиняемого, как жирная точка, — страстная, непривычно прямая для наших нравов, без намеков на «некое лицо», а с прямым указанием заказчика своего преследования. Мужественное поведение Матаева вызывает уважение: например, он не стал, как Серик Ахметов или Ерлан Арын, говорить о своей любви к президенту, надеясь на снисхождение. Правда, и по сути дела, по тем миллионам, что ему вменяли в вину, не сказал ничего более внятного, чем «это неправда, они все врут». Но имеет ли суть дела хоть какое-то значение для журналистов, правозащитников, оппозиционеров, простых читателей и телезрителей — для всех тех, кто зовется обществом и встал на защиту обвиняемого? А если не имеет значения, то не стали ли мы с властью неотделимым, уродливым отражением друг друга, как несчастные сиамские близнецы?
Уголовные дела и последующие суды, которые широко обсуждаются и расследуются общественным мнением, стали отличительной приметой наших дней. Интересно, что при этом на скамье подсудимых может сидеть как представитель элиты, так и простой парень из рабочего поселка, — главное, что на данный момент они сидят и выступают против государства. Общественное мнение не поверило в виновность Челаха, общественное мнение видит в уголовном наказании бывшего премьер-министра Ахметова только лишь политические интриги врагов, общественное мнение считает самообороной действия Кузнецова, убившего в ходе обоюдно договоренной драки человека. Всем подсудимым, чья участь вызывала общественный интерес и порождала широкие кампании в защиту, дали максимально возможные сроки наказания. И, наблюдая за активной кампанией в защиту Матаева, я не сомневалась в том, что произойдет то же самое: приговор будет настолько суровым, насколько позволит уголовный кодекс.
Сейтказы Матаев и его адвокат Андрей Петров в суде Астаны.
Очевидно, таким образом раздраженная власть демонстрирует независимость суда от общественного мнения и бесполезность давления, а в особенности — политизации процесса, — но горькая ирония состоит в том, что независимым суд должен быть прежде всего от самой власти. А на это политической воли уже не хватает. Трудно сказать, кто и в каком месте нажимает на рычаги влияния и, злясь на очередную шумную кампанию, приказывает, что вот этого сукина сына надо посадить на полную катушку. Но кто бы то ни был, ему пора понять, что абсолютный нигилизм стал единственной формой протеста людей, у которых нет иных способов выражения своей гражданственности и воздействия на власть.
Мы живем в реалиях, где Нурлан Нигматулин или любой другой человек с таким же политическим весом действительно может «заказать» уголовное дело, если есть за что зацепиться, а если не за что, то — как минимум — усложнить жизнь. Где прокурор защищает подозреваемого в изнасиловании сына акима, и тот становится свидетелем изнасилования в собственном доме. Где судье можно подсказать или даже приказать нужное решение — это началось с политических процессов почти 20 лет назад, и уже тогда надо было выучить английскую пословицу: если сегодня ты играешь с законом, то завтра закон сыграет шутку с тобой.
Уголовное дело против Матаева крутится вокруг денег государственного заказа для СМИ, но я, например, как человек, имеющий отношение к отрасли, знаю, что у многих руководителей центральных телеканалов напрямую или с оказией есть собственные продакшн-студии, с которыми весьма трудно бороться на тендерах. Антикоррупционное ведомство могло бы также обратить внимание на такие фирмы, которые после победы на тендерах всегда отдают свои заказы субподрядчикам. Потому что созданы и существуют они единственно для и за счет того, что выигрывают госзаказы, которые за половину стоимости отрабатывают профессионалы.
Массовая демонстративная поддержка подсудимых, независимо от наличия или отсутствия их вины, стала формой гражданского протеста.
Если внимательно почитать дело Матаева, трудно не увидеть одной очевидной вещи: бизнес с государственными заказами строился на откатах. Такова система. Но должны ли мы принимать эту систему как данность и считать, что в ее рамках никто неподсуден? Даже в самые страшные времена в самых страшных тираниях есть настоящие коррупционеры, воры и убийцы. Наши времена не самые страшные, но подозреваю, что большинству людей в глубине души всё равно, каким образом Матаев выигрывал, а затем исполнял свои обязательства по тендерам, как использовал полученные для «исполнения информзаказа» деньги. Они, во-первых, никому и ни во что не верят, а во-вторых, серьезно ненавидят. И это неверие с ненавистью не в одно конкретное расследование и приговор суда, а ко всей правоохранительной и судебной системе драматично для всех — и для власти, и для самого общества, потому что оно саморазрушительно.
Массовая демонстративная поддержка подсудимых, независимо от наличия или отсутствия их вины, стала формой гражданского протеста. Только если из настоящего протеста в конце концов вызревает какой-то смысл, — абсолютный, то тотальный нигилизм по определению пуст, и единственное, что способен породить — такую же абсолютную апатию.
В блогах на сайте Азаттык авторы высказывают свое мнение, которое может не совпадать с позицией редакции.