Режиссер Сергей Лозница, представивший на Каннском кинофестивале фильм "Майдан", отказался давать интервью российским СМИ.
На Каннском кинофестивале прошла премьера документального фильма Сергея Лозницы "Майдан". Осенью 2013 года режиссер начал работу над игровой картиной "Бабий Яр", но началась революция, и Сергей Лозница стал снимать события на киевском Майдане. "Впервые за свою довольно долгую карьеру режиссера-документалиста я стал следить за событиями реальной жизни, которые разворачивались предо мной. Моя цель – перенести зрителя на Майдан и показать ему 90 дней революции", – говорит Сергей Лозница. В фильме использованы кадры, снятые во время боев в центре Киева корреспондентами Украинской редакции Радио Свобода.
Перед премьерой Сергей Лозница дал интервью Русской редакции Азаттыка.
Your browser doesn’t support HTML5
– В вашем фильме нет ни одного героя, ни одной личной истории, ни одного портрета, только движение масс, тысяч людей, коллективного тела. Почему вы именно так решили рассказать историю Майдана?
Я просил оператора намеренно брать только людей в кадр, море людей.
– Майдан затягивает. Когда вы ставили камеру, вы чувствовали себя частью этого коллективного тела или только зрителем, сторонним наблюдателем?
– Сложно отделить одно от другого. Когда я ставил камеру, я думал только о композиции и о действии, которое будет перед нею, и о том, как не повторяться и оптимальным способом это все показать и рассказать.
– Помню вашу лекцию на фестивале в Висбадене. Вы говорили о том, как важны первые секунды картины. Работа над первыми тремя минутами вашего фильма "В тумане" заняла несколько месяцев. В "Майдане" тоже очень важна первая сцена, когда огромная толпа исполняет национальный гимн, и вы потом ее даже повторяете.
– Да, потому что там уже есть концентрация мысли, и это очень мощный кадр. Он воздействует на зрителя, вы получаете сильное впечатление. И я просил оператора намеренно брать только людей в кадр, море людей.
– Думаю, что он особенно будет воздействовать на российских зрителей, если они эту картину увидят. Когда я смотрел эту сцену, я подумал, что она великолепно иллюстрирует известный тезис о том, что Украина – не Россия. В России невозможно представить себе тысячи людей, которые одновременно в порыве снимают шапки, прижимают руку к сердцу, когда звучит национальный гимн, и поют его.
– Да, это так. Но удивительно, какая певучая нация! На Майдане постоянно пели. Не могу себе представить, что и как пели бы в Москве. Гимн – не знаю, а вот народные песни... Ведь ушла, растворилась эта народная культура. Когда-то я делал фильм "Жизнь, осень" в 1998 году, мы снимали бабушек в Смоленской области, которые еще помнили народную песню. И уже следующее поколение практически ее не знало. Уходит что-то очень важное, что идентифицирует нацию, народ. А в Украине это сохранилось. Сколько там народных поэтов, которые читают стихи, с какой страстью это происходит, как речь льется! Все готовы подхватить. У нас не очень хорошо записалась "Червона рута", мы в Вильнюсе должны были дописать голоса. Обратились в украинское посольство, приехали работники посольства и все мгновенно запели, запели потрясающе красиво. Так что это не Россия, нет, это что-то другое.
– Вы выбрали два больших стихотворения, которые читают самодеятельные поэты с трибуны Майдана...
– Четыре! Потрясающие стихотворения! Я бы и больше дал, но у меня фильм, к сожалению, 2 часа 10 минут.
– И еще песня "Витя, чао", которая дважды звучит в фильме...
– Да, это бурлящая творческая энергия. Она же ниоткуда не возникает.
– Вас интересовала другая сторона – "Беркут", Янукович, его сторонники? Их почти нет в фильме, или они на самом дальнем плане. Не хотелось вам их снять тоже?
– Нет, не хотелось совершенно. Меня интересовал народ.
– Народ и его невероятная энергия… Ведь это очень древняя энергия Майдана, несмотря на все айфоны, архаичная энергия.
– Безусловно. Там и опыт народного вече, и это всё, конечно, завораживает. В другой стороне нет ничего таинственного, она очевидна, там все ясно. Когда я туда приехал, в первый день я сразу понял, когда в фильме Шкиряк, по-моему, говорит со сцены: "Янукович не исть президент Украины!" – сразу ясно, что его существование там – это вопрос его осознания, что он не президент. Всё. И вопрос терпения народа, сколько люди будут еще терпеть это... Он стал персонажем комикса и потерял уважение, а власть держится на двух вещах – уважении и силе. Если нет уважения и силы, ничего вы не сделаете.
– Мне запомнился в фильме флаг, реющий над толпой, и струя газа направлена в него. Какой кадр, какая сцена для вас самая важная?
– Очень важный, ключевой эпизод – когда после того, как там произошла стрельба, когда освободили Майдан от войск, вы видите огромное количество людей, которые пришли на Крещатик и освобождают площадь от мусора и грязи, убирают и строят баррикады, несут шины, раздают воду. И это настолько впечатляет, и такие лица у этих людей! Ведь они пережили что-то страшное, это видно по лицам. И какая самоорганизация, ведь там никто никем не управляет. Ну, естественно, эпизод прощания с погибшими. Я намеренно не снимал сцену, я снимал только людей.
– Майдан до сих пор стоит в центре Киева. На ваш взгляд, его история закончена или еще будет иметь продолжение?
– Как история мифологическая – не закончена. Когда что-нибудь пойдет не так, я думаю, что она продолжится. А исторический момент от негодования по поводу правителя и системы власти до освобождения страны от этой системы власти и правителя – закончен. Когда президент улетел из страны, здесь можно ставить точку. Какое будет дальше развитие – зависит в большой степени от людей. Даже в меньшей степени от политиков. Люди показали, насколько они могут влиять на политику. Политики постоянно старались попасть в этот поезд. Иногда им удавалось, иногда нет. И Майдан вел свою линию, и как она формировалась – это тоже удивительно. Потому что это сотни тысяч людей, которые думают очень и очень близко, они понимают, что нужно делать, и все понимают, что они это понимают. Вот это удивительное воздействие. Так что я думаю, не важно даже, кто будет президентом Украины. Существует призрак Майдана – это чувство присутствия того, что там может произойти, если что-то пойдет не так. И главное, что никто уже не сможет обратиться к силовым структурам и попытаться их направить на людей.
– Зато силовые структуры действуют на аннексированной Россией территории, в Крыму, и задержан ваш товарищ – режиссер Олег Сенцов, которого ФСБ обвиняет в терроризме. Знаю, что вы участвуете в комитете по его защите. Как ему помочь?
Этот информационный поток – всё, что говорят об Украине, настолько лживый, что я просто не хочу в нем принимать участие.– Мы можем об этом говорить, можем призывать людей к действиям, требовать его освобождения. С каким-то сумраком ночи мы имеем дело и совершенно не знаем, что там происходит. Человека нет, он находится где-то в заточении. Как можно с такой дикостью мириться? Об этом необходимо говорить, привлекать людей, необходимо, чтобы все знали об этом. Пока Олег не выйдет на свободу, многие люди не успокоятся. – Я читал в украинской прессе, что вы принципиально отказались давать интервью о фильме "Майдан" российским СМИ в Каннах. Это не преувеличение?
– Увидят ли ваш фильм в России?
– Пройдет какое-то время, должен быть прокат, а потом я его выложу в интернет. Я считаю, что это образовательная картина. Это необходимо смотреть.
Интервью с режиссером Сергеем Лозницой записал Дмитрий Волчек.