Пора «Домой». Интервью с Нариманом Алиевым

В «Особом взгляде» фестиваля в этом году – бенефис молодых режиссеров с постсоветского пространства: россиянину Кантемиру Балагову – 27 лет, Нариману Алиеву – 26. При этом «Дылда» Балагова посвящена последствиям войны, которая закончилась для СССР в 1945-м, а «Домой» – афтершокам после аннексии Крыма в 2014-м.

Актуальность постравматического синдрома «Дылды» далеко не так очевидна, как посыл картины Алиева, хотя сам синдром всё равно никуда не делся. Кроме того, бросается в глаза уровень взаимной рассинхронизации (или синхронизации?) смыслов и сюжетов российской и украинской лент: в «Дылде» две женщины в постблокадном Ленинграде пытаются зачать детей и начать новую жизнь, в «Домой» крымский татарин везет погибшего в Киеве сына на полуостров, чтобы похоронить.

Режиссер Нариман Алиев.

Рассказывает режиссер Нариман Алиев.

– Эта история про крымского татарина Мустафу, у которого два сына уехали в Киев. Через некоторое время старший сын погибает, и отец приезжает в Киев, чтобы младшего сына забрать домой, а старшего похоронить на Родине по мусульманским традициям, – говорит Нариман. – Идею мне подсказал мой друг и коллега, азербайджанский режиссер Новруз Хикмет. Почему именно такая структура? Потому что завязка очень явная. Когда погибает близкий человек, это сразу меняет многое в жизни, и легче показывать героев, сталкивать их на разных уровнях конфликтов. Ситуация оголяет нервы. Почему поездка? Мне сейчас физически невозможно снимать в Крыму, и поэтому, чтобы рассказать о крымских татарах, приходится искать формы, которые позволят их реализовать на материковой части Украины.

​– А если не сюжетно, а идейно, то о чем ваш фильм?

– Мне сложно сформулировать однозначно, о чем это кино. Если бы можно было так просто рассказать идею, я бы не снимал кино, а написал пост в Facebook’е. Строится в фильме всё на конфликте поколений. С одной стороны – старшее поколение депортированных крымских татар, которые постоянно стремились вернуться на Родину, и предприняли много усилий для этого, чтобы начать новую жизнь. С другой – молодые, родившиеся в независимой Украине, которые не знают, что такое Советский Союз, не знают, что такое депортация, более космополитичные. Это два полюса. Мы не пытались найти, кто прав, а кто виноват, но пытались рассуждать на тему поколений, важности семьи и отношений в ней.

–​ Ваш фильм – политическое высказывание?

– Нет. Понятно, что, поскольку история разворачивается в современности, социально-политический фон присутствует. Но в первую очередь это история об отце и сыне. Кино – это не тот инструментарий, в котором политика может выступать в полный голос, и при этом произведение остается на территории кинематографа. Кино в первую очередь должно вызывать эмоции, а политический памфлет эмоции не вызывает. Поэтому мне это неинтересно. Мне интересно рассказать, кто такие татары, как они живут, и какие у них ценности.

–​ Вы видели фильм Сергея Лозницы «Счастье мое» (фильм о постсоветской глубинке, представлявший Украину на Каннском фестивале в 2010 году. –​ Ред.)?

– Да.

–​ Это политический фильм?

– Нет, конечно.

–​ Он был в конкурсе Канн в 2010-м от Украины, и его как раз назвали антироссийским политическим памфлетом.

– Ну и что? Слушайте, любое кино можно обвинить в чем угодно. Если человек снимает кино с проблематикой, которая кому-то неприемлема, это не значит, что он снимал его с целью кого-то опорочить. Кино поднимает вопросы, а не дает ответы. Художник – человек, который не знает путь, он может рассуждать о направлениях. Вот и всё. Сергей Лозница – это режиссер, поднимающий остросоциальную тематику, которая иногда болезненно воспринимается.

–​ Какая сейчас ситуация с крымскими татарами?

– Я не компетентен отвечать на этот вопрос. Оценивать судьбу своего народа я не могу. Есть представительский орган меджлис, который объявляет видение и позицию крымских татар. Я этого делать не буду.

–​ В одном из интервью вы сказали, что Крым – это часть Украины, она будет возвращена, и это главная задача на данный момент для крымских татар.

– Для украинцев в первую очередь. Есть международные законы, есть Конституция Украины. Я как гражданин Украины верен ее Основному закону. Пока там не напишут, что Крым не является частью Украины, пока крымско-татарский народ не определился, что он хочет быть вне Украины, я не буду признавать никаких влияний.

–​ А как вы относитесь к СССР?

– Я его не застал.

– Да, но мнение же есть?

– Оценивать историю по ощущениям невозможно, нужно знать факты. Поэтому я СССР не оцениваю.

– Но есть, например, Гитлер, который тоже родился до вас. Его же возможно оценить?

– Его я тоже не оцениваю. Я считаю, что мне не стоит высказываться о том, в чем я некомпетентен.