Кантар перевернул жизни этих людей. Бесконечные жесточайшие избиения, пытки, угрозы, унижения: четверо жителей Усть-Каменогорска рассказали о том, что пережили в городском СИЗО, куда они были доставлены по подозрению в участии в Январских событиях 2022 года, а также в местах заключения. «Разве можно быть такими бесчеловечными?» — до сих пор недоумевают они. Все четверо обращались с жалобами на пытки, но безрезультатно.
«С НАС СНЯЛИ ОБУВЬ И ОСТАВИЛИ БОСЫМИ. ТАК МЫ ПРОБЫЛИ ТРИ ДНЯ»
Ерканат Женисулы, житель Усть-Каменогорска:
— Когда я убегал с толпой, мне в глаз попал осколок патрона от грантомёта. Я упал. С трудом поднялся и увидел, что на землю капает кровь — из правого глаза.
Я сразу почувствовал, что потерял зрение. Стало плохо. Люди пытались поднять меня и унести. Я собрался с силами, остановил их, сказал: «Подождите, я сейчас сам встану». Взял шапку, прижал к глазу, кровотечение не останавливалось. Чёрная шапка стала красной от крови. Когда я встал, вся куртка была красной. Я огляделся, не веря, что всё это происходит наяву. Люди привели меня в укромное место за кинотеатром возле площади.
Ерканат Женисулы
Промыл глаза снегом, кровотечение не останавливалось. Дело было зимой, снега было много. Я его горстями прикладывал к глазу, и он в моих руках моментально становится багровым. Я понял, что кровотечение не остановить. Люди говорили: «Иди в больницу». Один из них вывел меня на улицу, остановил машину, посадил меня. Мы говорили, что это срочно, но машину не пустили во двор больницы. Глазное отделение находится в отдельном здании, в дальнем углу, и я до сих пор помню, как с трудом добрался туда.
На следующий день сделали операцию. В тот день в отделение со мной поступило шесть человек. У всех пострадал правый глаз. Кто-то был ранен резиновой пулей, другой — осколком гранаты. Не знаю, как другие, но мне врач сразу сказал, что глаз больше видеть не будет.
Все шестеро мы не разговаривали друг с другом три дня, проведённые в больнице. Мне не хотелось говорить. Был отрешённым. Сломался.
«Почему я стал инвалидом? Я ещё молод, мне только двадцать», — об этом думал. Сейчас я привык, а тогда это казалось невыносимым. Давали обезболивающее, снотворное. Так проходило время.
Полиция ворвалась к нам ровно через три дня. Конфисковали телефоны, вывернули руки, стали уводить. Мы умоляли врачей: «Пожалуйста, не отпускайте нас, нам нужен уход после операции», — но безрезультатно. Загоняя нас в автобус, спецназовцы наносили удары прикладом автомата. Именно там мы получили первые удары, с которых начались два месяца, полные страданий. Наши родственники не знали, что нас арестовали.
После обработки в тот последний день в больнице глаза не обрабатывали ровно месяц. Мы умывались обычной водой из тюремного крана. Может, дело в молодом организме, но ничего не загноилось и не воспалилось.
Я обрадовался, когда в управлении полиции мне дали госзащитника. Но моя радость длилась недолго. Он молча прошёл мимо, хотя прекрасно видел, что меня избивают. «Разве этот человек не на моей стороне? Как это?» — недоумевал я. После этого я отказался с ним работать. Мой отец зарегистрировался в качестве общественного защитника и нанял другого адвоката.
Нас привезли в управление полиции города Усть-Каменогорска, сняли обувь и оставили босыми. Так в изоляторе мы пробыли три дня. Там был ледяной холод. Дуло из разбитого окна. Мы не могли спать по ночам. Половину матраса стелили под себя, а другой половиной пытались укрыться. Мы всё время пили тёплую воду из-под крана, чтобы согреться. Безопасно ли пить горячую водопроводную воду или нет — об этом даже не думали. Нам не выдавали нашу тёплую одежду, хотя мы просили.
Нас там за людей не считали. У нас даже скотину не принято пинать. Мы никого не убили, я не знаю, почему они так мстили нам. Возможно, получили приказ, но разве можно быть такими бесчеловечными? Мы были счастливы, когда сотрудники полиции только делали вид перед руководством, что бьют нас жестоко, а сами били не сильно.
Мы были счастливы, когда сотрудники полиции только делали вид перед руководством, что бьют нас жестоко, а сами били не сильно.
Я очень зол на тех молодых парней, им же от двадцати до тридцати лет — мои сверстники. При поступлении в изолятор у нас были ценные вещи: кольца, цепочки, деньги. Назад мы их не получили.
Быстро провели суд, арестовали на два месяца. Нас доставили в исправительное учреждение на улице Лихарева. «Повернись к стене, ищи Гагарина», — говорили каждый раз, когда мы доходили до очередной двери. Это значит, что надо смотреть вверх... Даже отдавая приказы, эти ребята издевались. Всех распределили по камерам. До самой камеры пинали нас по рёбрам каблуками армейских ботинок. Внутри камеры также продолжили избивать. Видеокамеры приподнимали и разворачивали вверх резиновыми дубинками.
В камере дали ведро и заставили мыть туалет. Говорили: «Опускай руки до внутренней части унитаза и мой». Затем снимали на камеру, как я мою. Потом отправляли видео в группы своих коллег в мессенджере.
Я знаю в лицо всех сотрудников исправительного учреждения, некоторых людей в следственном изоляторе, с которыми пересекался. Сразу узнаю, если увижу. Иногда они замечают нас на улице и обходят.
Я подал жалобу в Антикор, чтобы найти виновника, лишившего меня глаза. Следователь мне сказал: «Сам скажи, кто стрелял». Показал фотографии нескольких человек. На площади они все были в масках. Откуда мне знать, кто там был? Тогда я сказал, что напишу на Токаева, отдавшего приказ (президент Казахстана Касым-Жомарт Токаев заявил 7 января, что он отдал приказ «стрелять на поражение без предупреждения». — Ред.), акима области, а затем первого руководителя полиции Усть-Каменогорска. Следователь сказал, что так нельзя.
Мою жалобу на полицию было поручено рассмотреть самому департаменту полиции. Это же абсурд! Кто поверит, что они раскроют своё же преступление?! На последнем суде прокурор сказал мне, что я лишился глаза ещё до того, как был арестован. Он хотел сказать, что я сам во всём виноват?! В итоге дело прекратили. Виновного не нашли.
Я занимаюсь ремонтом мобильных телефонов и прежде смотрел много полезных советов на YouTube и совершенно не следил за новостями, происходящим в стране. А сейчас слежу. Читаю всё о шумихе во время предвыборной кампании (выборы в мажилис и маслихаты 19 марта. — Ред.), протестах жанаозенцев, митинге в Алматы.
Похоже, что в будущем нам тоже надо будет баллотироваться. Буду работать над собой и, возможно, добьюсь этого.
«СТАВИЛИ СПИНОЙ К СТЕНЕ И ПИНАЛИ ПО ГЕНИТАЛИЯМ»
Нуржан Жайлаубаев, житель Усть-Каменогорска:
— Один случай, произошедший на четвёртом этаже, не выходит у меня из головы. Это происходило внутри управления полиции Усть-Каменогорска. Там был парень по имени Иван. Полицейские надели презерватив на конец резиновой палки и засунули ему в рот. Разорвали горло. Сняли это на видео и отправили по своим группам в мессенджере. «Мы лишили его девственности», — говорили. Настоящее зверство. «То же самое сделаем и с тобой», — угрожали они мне.
Нуржан Жайлаубаев
Десятки людей, которых задержали на улице или дома, были помещены в подвал этого здания. Когда меня туда спустили, уже находившихся там заставляли делать приседания и отжимания, их избивали. В подвале был арычок, и по нему текла кровь.
«Буквой Г!» — кричал полицейский и бил меня, наклоняя. Дважды мне надевали пакет на голову. Протыкали пакет зажжённой сигаретой и выпускали дым внутрь. Дважды мне становилось плохо, и я терял сознание. Меня обливали водой и приводили в чувство. Ставили лицом к стене и пинали по гениталиям. Нас унижали совсем молодые парни. Они не смотрели на то, что нам по пятьдесят, некоторым и все шестьдесят лет.
На площади среди нас были люди, кто выкрикивал лозунги, ломал ветки деревьев, сдирал облицовку и вёл толпу. Позже они же принимали участие в задержаниях и даже избивали нас в полицейских участках. Тогда я пришёл к выводу, что это сами силовые структуры сознательно провоцировали людей. Более того, они нас избили, потом нас принял спецназ полиции, и те говорили: «Вас сейчас били каэнбэшники, видать, слабо били». Но я никому об этом не говорил: что на улице эти люди участвовали в провокациях. В противном случае меня могли уничтожить.
Я провёл в СИЗО 70 дней в начале года, потом находился под домашним арестом до 28 декабря. Столкнулся с таким жестоким обращением. А тут за один день неожиданно освободили сразу 25 человек, заявив: «Ваша вина не доказана». Как будто ничего не произошло. Мы подорвали своё здоровье, потратились на адвокатов. Я подал жалобу, чтобы возместили ущерб. Указал, что требую моральную компенсацию 10 миллионов и в таком же размере материальную компенсацию. Но дали только 700 тысяч тенге. Это даже не покрыло моих расходов на адвоката. Они превратили жизни людей в игрушку.
«МЫ ОБОЛЬЁМ ТЕБЯ БЕНЗИНОМ И ПОДОЖЖЁМ»
Ербол Борлибай, житель Усть-Каменогорска:
— Это правда, что я был на площади [во время Январских событий в Усть-Каменогорске]. Я вышел из банка и, только когда дошёл на центральной площади, увидел собравшихся людей. Я инвалид первой группы, не могу разглядеть, если не подхожу очень близко. Я влился в толпу людей, кричавших про дороговизну и про то, как «трудно зарабатывать на жизнь».
Ербол Борлибай
Все окружили акима города Жаксылыка Омара. Я тоже поговорил с акимом. «Твои помощники дают ложную информацию, что это дёшево и то дёшево. Ты когда-нибудь был на рынке? — спросил я. — Какая у тебя зарплата? Я получаю пособие по инвалидности 67 тысяч тенге, это разве сопоставимо? Как мне на это жить?». Я говорил что-то вроде «войдите в положение людей». Затем вернулся домой засветло. Вот и всё.
Через три дня кто-то постучал в дверь и спросил: «Хозяин, есть молоток?» Я открыл, меня ударили прикладом оружия. Я уже падал, когда два человека подхватили меня за руки и повалили на землю. Один из них придавил ногой мою голову, а другой встал на поясницу. Я начал задыхаться и закричал: «Слезь с меня!» Затем они надели на меня наручники и приставили к стене. Они перерыли весь дом. Я живу один. Моя семья в Алматы. Потом они изъяли документы и одежду, в которой я ходил на площадь. Обыск шёл четыре часа. Потом увезли меня.
Когда я стоял в коридоре в полиции, подбежала женщина и начала тыкать в меня пальцем, говоря: «Это он, это он». Сказала: «Это тот, кто раздавал бензин». Я ничего не понял. Парни в возрасте моего внука, мне 58 лет, отвели меня в кабинет, катали по полу, били дубинками.
«Мы обольём тебя бензином и подожжём», — кричали.
Там же меня допросили. Привели молодого парня в нижнем белье. «Это он?» — спросили его. «Это не он», — сказал парень и заплакал. «Нет, это же он», — сказали сотрудники полиции и начали его избивать. Всё его тело было в синяках, на нём живого места не было. Парень настоял на своём и отказался указывать на меня.
Потом начали давить на меня. «Признайся насчёт бензина. Мы знаем, что у тебя в Алматы есть дети, есть дочь. Пошлём кого-нибудь, и он сделает с ней что-нибудь», — угрожали мне.
Это была чистая клевета. Хотели сделать из нас «двадцать тысяч террористов» (в дни Январских событий президент Касым-Жомарт Токаев утверждал, что «только на Алматы напали 20 тысяч бандитов». — Ред.). Как мне было признаться в том, чего не совершал?
Многих обвинили на основании таких ложных показаний и посадили. Да благословит Аллах того парня, который плакал и говорил: «Это не он». С тех пор я его так и не видел. Может, вижу его, но не узнаю. Кто знает, если бы он дал ложные показания, я бы провёл много лет в тюрьме.
Оба моих глаза плохо видят, словно сквозь пелену. Я не могу нормально ходить. Я инвалид первой группы. Несмотря на это, они увезли меня из дома силой и таскали туда-сюда. Они поручили меня парню Тлеужану. Мы не были тогда знакомы. «Будешь водить этого слепого старика», — сказали ему. Он получал от них тумаки, но сопровождал меня.
«Что тебе понадобилось на площади?» — спрашивали они у меня, но мои ответы им были не нужны. Когда я пытался ответить, они кидались на меня, избивали, всю злость срывали. Я ударялся о стены, получал удары. Они лишили нас всякого человеческого достоинства.
«Я толкну сейчас и нажму на курок. Потом скажу, что ты пытался бежать», — угрожали мне.
Сорок дней, которые я провёл в заключении, показались мне сорока годами. Никому не пожелаю испытать то, что я там пережил.
«ОНИ ПОЛОЖИЛИ НАС НА ЗЕМЛЮ И СТАЛИ ХОДИТЬ ПО НАМ»
Еркебулан Кадырханулы, житель Усть-Каменогорска:
— В то время я был имамом мечети «Мухамади», примыкающей к центральной площади. После вечерней молитвы мы вышли во двор. Со стороны площади стал доноситься треск. Мы подумали, может, фейерверк. В какой-то момент прибежал совершавший намаз мужчина и крикнул: «Там стреляют, не бойтесь, нужно идти». Мы пошли. Через два дня этот же парень оказался среди тех, кто участвовал в моём задержании.
Еркебулан Кадырханулы
Меня завели в спорткомплекс «Динамо» за городским управлением полиции. На полу лежало много людей. Их избивали сотрудники полиции и комитета национальной безопасности. Один из них бил себя кулаком по ладони и говорил: «Что, есть кто свежий?» Буквально перед этим меня добавили в чат под названием «Оян, қазақ!» в WhatsApp'е. «Вот, пришёл «Оян, қазақ!», сейчас всех разбудит», — сказал он.
Они надели на меня наручники и стали избивать. Я закричал: «Парни, у меня в правой ноге металлическая пластина, у меня был перелом, не трогайте». Они сказали: «Ну раз так, получай!» — и стали наносить удары резиновыми палками по другой ноге. Затем они положили меня рядом с другими людьми на земле. Не просто положили, а сложили цепочкой, запихнув голову одного между ног другого. Затем начали ходить по нам. Примерно через два часа меня и ещё нескольких человек отправили в управление полиции на допрос. Загружая нас в машину, они сказали: «Если там не успеете сказать, что вышли из "Динамо", то ещё раз попадёте в наши руки».
Во время следствия я простоял, положив руку на голову, с 11 часов дня до шести-семи вечера. Когда мне сказали: «Достаточно, опусти руки», я не мог опустить руки, они не работали. В это время кто-то с электрошокером начал водить им по моему телу. Я стал кричать.
— Ты признаёшься, что ваххабит? — говорили они и пинали. Я говорил «признаюсь», когда меня избивали, и «не сознаюсь», когда меня ставили перед видеокамерой. В конце концов они были вынуждены записать только то, что я рассказал. Этот следователь вызвал меня на допрос во второй раз и начал запугивать. «Тебя будут судить, завтра твой сын другого назовёт отцом и другой будет твою жену...» — сказал он, сделав непристойное движение руками. Но, как бы на меня ни давили, я твердил: «Я не признаюсь в том, чего не делал, истина известна Аллаху».
Нас «встречали» и в изоляторе временного содержания, и в исправительном учреждении. То есть сотрудники выстраивались в два ряда и награждали нас тумаками, пока мы проходили между ними. От полученных ударов у меня было сломано два ребра.
Когда выходили, начальник исправительного учреждения сказал «придумать что-нибудь», чтобы оправдать синяки на теле. «Говорите, что упали с лошади, упали с крыши или что ударились о стену после того, как выпили (громко смеялся, говоря это), — одним словом, приготовьте свой ответ, когда вас спросят. Конечно, если хотите выйти», — сказал он.
Меня освободили через два месяца и 10 дней. До конца года находился под подпиской о невыезде. После освобождения не мог легально работать. Работал таксистом, подёнщиком. Зарабатывал пять-шесть тысяч тенге. Запрещено было выезжать в аул или другой город, где можно было хорошо заработать.
Государство все отрицало. Как ни в чем не бывало в один прекрасный день мне сообщило: «Ты оправдан, вину не доказали». В качестве компенсации дали 770 тысяч тенге. Я получил их только через суд. Мой адвокат сказал: «Ты единственный, кто так много получил». Я на 70 тысяч тенге получил больше, чем другие. Он это имел в виду. Я ему сказал: «Этих денег не хватит даже на то, чтобы заплатить тебе».
Кстати, однажды у меня попросил денег государственный адвокат. «Если вы заплатите, мы сделаем пятьдесят на пятьдесят», — сказал. Он объяснил это тем, что поможет мне и государству. Я рассмеялся, и всё на этом.
Произошедшее изменило отношение людей к нам. Когда я хожу в мечеть, мои друзья и даже некоторые муллы смотрят на меня как на бунтаря. И среди моих родственников есть те, кто изменил своё отношение. Друзья, с которыми я общался, перестали приглашать к себе домой. Нас сделали преступниками в глазах народа.
Документ о своём оправдании я отправил группе родственников и мулл в WhatsApp со словами: «Спасибо, благодаря вашим молитвам я оправдан». Но всё равно даже после этого наши отношения не улучшились.
ФАКТЫ ПЫТОК «НЕ ПОДТВЕРДИЛИСЬ»
По данным областной прокуратуры, в компетентные органы Восточно-Казахстанской области поступило 33 жалобы на «пытки со стороны полиции». Но после досудебных расследований «виновные не были установлены», и эти дела были прекращены.
По официальным данным, в ходе беспорядков погибли три человека. Тех, кто стрелял, не идентифицировали. Имена погибших внесены в список «случайных жертв» фонда «Народ Казахстана».
По статье «Массовые беспорядки» к лишению свободы и различным наказаниям приговорено 40 человек. 25 человек были признаны невиновными.
Азаттык обратился к прокурору Восточно-Казахстанской области Алмату Муратулы Байшолакову с 11 вопросами. В частности, была запрошена информация о том, сколько жалоб на пытки участников Январских событий поступило по Восточно-Казахстанской области и о привлечении к ответственности сотрудников правоохранительных органов в связи с этим. Кроме того, были вопросы относительно конкретных фактов, изложенных гражданами, заявившими о пытках.
Прокурор области на вопросы Азаттыка ответил кратко. В ответе за подписью Алмата Байшолакова говорится, что в Усть-Каменогорске в связи с Январскими событиями было зарегистрировано 28 уголовных дел, по 25 из них вынесены решения, ещё три дела находятся на рассмотрении.
«В ходе расследования уголовных дел факты применения сотрудниками правоохранительных органов электрошокеров и дубинок, вождения босиком и видеосъёмки не подтвердились. Согласно статье 201 части 1 Уголовно-процессуального кодекса, иная информация разглашению не подлежит», — говорится в ответе прокурора.
ЧИТАЙТЕ ТАКЖЕ:
Комитет ООН требует от Казахстана обнародовать все данные о погибших и пытках во время Кантара«Ходит как ни в чём не бывало, даже в должности повышен». Почему не расследуют дела о пытках?«В зловещем круге насилия». Пытки Кантара в оценках правозащитников