В 2014 году общая площадь максимально контролируемых группировкой "Исламское государство" (ИГ) земель на территориях Сирии и Ирака достигала 100–110 тысяч квадратных километров, а численность жившего там населения, в основном мусульман-суннитов, – 8 миллионов человек.
В марте 2019 года "Сирийские демократические силы", поддерживаемые США, объявили об успешном взятии города Багуз на юго-востоке Сирии, последнего оплота ИГ на сирийской территории. Однако сотни, а возможно, и тысячи джихадистов, особенно не местного происхождения, сумели бежать – и сейчас, вероятно, готовят новые атаки.
Территориальный разгром ИГ не означает ликвидации ее человеконенавистнической идеологии, привлекательной для радикальных исламистов всего мира, а также и принципов деятельности, полагают разведслужбы и СМИ многих стран, как западных, так и восточных.
Аналитики уверены, что новой целью фанатиков могут стать многие государства Азии и Африки. В первую очередь – привлекательные для иностранных туристов и располагающие известными курортными зонами и достопримечательностями, например, Индия, Мальдивские и Сейшельские острова, Таиланд, Малайзия, Индонезия, Филиппины, Египет, Кения, Танзания и Мадагаскар. В некоторых из этих стран ислам является религией подавляющего большинства населения, в других – имеется очень значительная мусульманская диаспора.
Такой точки зрения придерживается, в частности, президент Шри-Ланки Майтрипала Сирисена – он считает, что у боевиков террористической группировки "Исламское государство", взявшей на себя ответственность за серию взрывов в его стране, жертвами которых стали более 250 человек, появилась именно такая новая стратегия. Сейчас они могут создавать новые подпольные и, по сути, абсолютно автономные ячейки в Азии, Африке, а также и в Европе и даже Австралии, находить новые каналы финансирования, инструменты распространения джихадистской идеологии и способы вербовки новых бойцов.
В феврале 2019 года на ежегодной Мюнхенской конференции по безопасности Алекс Янгер, директор службы британской внешнеполитической разведки МИ-6, сказал: "Разгром ИГ на поле боя не означает, что угроза со стороны террористов исчезла – мы видим, как их деятельность видоизменяется и расползается по миру".
По оценкам разведслужб стран НАТО, только на освобожденных от радикальных джихадистов землях Сирии и Ирака остаются от 20 до 30 тысяч ее бывших боевиков. Многие из них – иностранцы, приехавшие в "халифат" из Европы, Северной Африки или Центральной и Южной Азии, не желающие возвращаться на родину, так как там их ждет арест. Немало связанных с ИГ группировок, когда-то присягнувших ей на верность, продолжают действовать в Египте, Ливии, странах Западной и Восточной Африки, Афганистане и на Филиппинах. Это, например, "Боко харам", "Аш-Шабааб", "Абу Сайяф", "Мауте" и многие другие.
Особенно много шума наделала публикация 29 апреля связанным с джихадистами сетевым изданием Al-Furqan Media видеозаписи обращения, предположительно, Абу Бакра аль-Багдади, лидера группировки "Исламское государство", оказавшегося, судя во всему, живым, несмотря на многочисленные прежние сообщения о его гибели.
Когда и где была сделана запись, неизвестно, однако на видео человек, очень похожий на аль-Багдади, говорит о взрывах на Шри-Ланке, о недавнем поражении в Сирии, выборах в Израиле, свержении президента Судана и отставке президента Алжира. Также он упоминает "единоверцев" в Бельгии, Австралии и Саудовской Аравии, чтобы показать, как далеко простираются мощь и связи группировки, и заявляет, что ИГ будет мстить за убийства и тюремные заключения своих боевиков. В частности, взрывы на Шри-Ланке названы им именно местью за взятие сирийского селения Багуз.
В кадр попадают его предполагаемые приверженцы, которые слушают послание своего лидера с закрытыми платками лицами. Это 18-минутное видео – первый за последние пять лет опубликованный материал с вероятным участием лидера "Исламского государства", отмечает портал SITE Intelligence Group, отслеживающий активность террористов в социальных сетях.
О сложившейся ситуации и новых опасностях в интервью Русской редакции Азаттыка – Радио Свобода – рассуждает руководитель Центра арабских и исламских исследований в Институте востоковедения РАН Василий Кузнецов:
– Операции США, России и так далее по уничтожению ИГ как территориального образования были успешны. Сейчас на карте обозначить место, которое принадлежит ИГ, в Сирии или в Ираке, невозможно. Но это были не операции по уничтожению ИГ вообще, как идеи, концепции, структуры. И куда делись все те люди, которые состояли и воевали в ее рядах? Какая-то их часть, что называется, рассосалась, в первую очередь местное население, выходцы из различных арабских племен, которые неизвестно еще насколько разделяли ее идеи. А вот иностранные боевики, которые приезжали в ИГ и которых было то ли несколько десятков тысяч человек, то ли более сотни тысяч, далеко не все были уничтожены.
Явление миру живого Абу Бакра аль-Багдади – это символический жест.
Явление миру живого Абу Бакра аль-Багдади – это символический жест, призванный консолидировать и мобилизовать сторонников группировки "Исламское государство" не только в Сирии и Ираке, но и в других частях света. Шаг, который напоминает, что "мы есть, мы действуем". Несмотря на то что территориальные образования ИГ уничтожены, сама группировка, как структура, сохраняется. Соответственно, опасность, с ней связанная, тоже никуда не исчезает.
– Радикальный исламизм, будь то ИГ, "Аль-Каида" или кто-то еще, – это ведь действительно не организация, а идеология. И проникнуться джихадистскими идеями в любой момент может гражданин любого государства. Можно ли вообще рассуждать о гипотетической будущей победе над таким явлением?
– Эта сложная проблема много обсуждается – можно ли победить радикализм и что собой представляет радикальный политический ислам? Многие считают, что его время уходит и что опыт ИГ оказался чудовищным для политического ислама. Потому что у очень многих людей, ранее, может быть, и разделявших какие-то подобные идеи, теперь само словосочетание "Исламское государство" вызывает только отвращение. Стоит напомнить, что 100, 70, 50 лет назад радикальные идеологии были представлены не исламистами, а в гораздо большей степени ультраправыми и ультралевыми организациями по всему миру. Поэтому с радикализмом, конечно, бороться очень сложно, и в мире он никуда не исчезнет. Но формы его могут меняться.
– Может быть, сейчас это зеленое знамя джихада готов подхватить кто-то еще? В нулевые годы всеобщим пугалом была "Аль-Каида", в последнее десятилетие – ИГ, так, может быть, кто-то еще готов появиться? Чем эти новые враги могут отличаться от предшественников и чем они могут теоретически привлечь единоверцев?
– Если мы посмотрим на "транзит идеи" от "Аль-Каиды" к ИГ, на отношения между "Аль-Каидой" и ИГ в последние годы, то увидим, что модель "Аль-Каиды" как сетевой, а не территориальной структуры оказалась более успешной. С ней бороться гораздо сложнее, и она распространяется по всему миру. А предпринятый в Ираке и Сирии радикальными исламистами переход к попытке создания псевдогосударственного образования успехом не увенчался. Видимо, на это ставка в дальнейшем делаться не будет.
Более вероятно частичное возвращение к алькаидовским практикам сетевых взаимодействий. Конечно, эти попытки будут осуществляться прежде всего в тех регионах, где уже идут конфликты и где есть ослабленная государственность. И я думаю, что это будет происходить в основном за пределами арабского мира, где против ИГ создано уже серьезное противоядие и где эта группировка вызывает серьезную идиосинкразию, – мы сейчас наблюдаем падение популярности радикальных исламистских идей во всем арабском мире.
Распространение джихадизма более вероятно теперь на периферийных территориях исламского мира.
Я полагаю, что распространение джихадизма более вероятно теперь на так называемых периферийных территориях исламского мира. Условно, это Африка южнее Сахары, о чем, собственно, говорил сейчас на видеозаписи человек, выглядящий как Абу Бакр иль-Багдади. У меня лично вызывают сомнение возможности распространения этой тенденции в Центральной Азии, несмотря на то что некоторые центральноазиатские эксперты считают, что такое вероятно. Думаю также, что возможно слияние между этим радикальным исламизмом и этнонациональными или этноплеменными протестными движениями в тех или иных странах.
– На верность группировке "Исламское государство" присягали экстремисты не только в арабском мире, а от Нигерии до Филиппин. Можем мы детальнее перечислить те страны и регионы, где у них все-таки остались мало-мальски крепкие позиции? Или где у них большой как минимум идеологический потенциал? Кроме Нигерии и Филиппин тут же вспоминаются и Афганистан и, конечно, Ливия и Сомали и так далее.
– Сами руководители ИГ говорили о том, что, например, только в Европе среди недавних беженцев находятся от 2 до 4 тысяч их бойцов, которые могут создать "спящие" ячейки. Я думаю, опасность существует в первую очередь здесь, хотя в то же время нельзя не заметить, что практически все теракты последнего времени в Европе совершались не недавно прибывшими иностранцами, а представителями иммигрантских общин во втором и третьем поколениях, молодежью, там родившейся и выросшей, гражданами государств Евросоюза.
Ливия – довольно сомнительно, но до какой-то степени возможно, хотя пока фактически мы этого не наблюдаем. В тех случаях, когда на территории Ливии действительно образуются какие-то образования подобного типа, они берут идеологию ИГ, но на деле решают свои локальные задачи. Я думаю, что есть очень высокая опасность для Мали и вообще всей Западной Африки. Западная часть Сахеля сейчас больше подвержена угрозе, так же как и Сомали, которое вы упомянули. И возможно, Судан, в случае дальнейшей дестабилизации там обстановки.
– А Юго-Восточная Азия, с ее сотнями миллионов мусульман в Индонезии, Малайзии, на Филиппинах и не только?
– В принципе, террористическая угроза существует везде. Но она далеко не всегда связана с группировкой "Исламское государство" как с главной организацией. В большей части случаев она провоцируется какими-то эндогенными структурами, но которые, да, могут заимствовать опыт ИГ – мы живем в открытом мире и в открытом информационном пространстве. Но происхождение всех этих террористических ячеек и движений, как правило, локальное. Мы видели теракты на Шри-Ланке, которые, кстати, могут сейчас вызывать некую ответную агрессивную реакцию со стороны радикальных представителей других конфессий как на этом острове, так и в соседней Индии. В этой связи возможно появление некоего большого порочного круга насилия во всей Южной и Юго-Восточной Азии.
– Для России насколько серьезна эта угроза? Будь то спящие ячейки группировки "Исламское государство" или вернувшиеся обратно, куда-то на Кавказ, в мусульманские республики Поволжья, да и прямо в Москву и Санкт-Петербург, разгромленные на Ближнем Востоке бойцы ИГ? Там есть собственная радикализованная молодежь?
– То, что называют "опасностью возвращения бойцов", – это во многом преувеличенная угроза. Потому что мне кажется, что в большей части случаев эти "бойцы" стараются, особенно в случае с такой родиной, как Россия, не возвращаться. Здесь их могут ожидать слишком тяжелые последствия. Они скорее стараются переносить свою деятельность в какие-то новые регионы и страны. Что касается возможности продолжения радикализации российской мусульманской молодежи, то она, конечно, существует. Но вообще мы видели, что в последние годы российские спецслужбы показали довольно высокий уровень профессионализма в борьбе с этим явлением. И несмотря на то что число граждан Российской Федерации, которые решили уехать воевать в рядах ИГ, довольно велико, угрозы внутри страны были в основном купированы.
– Никакой радикальный исламизм сегодня не мог бы развиваться без финансовой подпитки и без информационных технологий. И в этой связи я хочу упомянуть те силы, которые, так или иначе, стояли у истоков. Саудовскую Аравию, в первую очередь, но не только. Они, раз уж мы говорим о Востоке, образно "выпустили джинна из бутылки" много лет назад – которому сами потом, наверное, оказались не рады. Взгляды на мир у монархов стран Персидского залива изменились?
– Эти государства часто упрекают в финансировании террористических исламистских группировок, много об этом говорили и писали, но далеко не всегда эти обвинения заслуженны и справедливы. И в последние годы то же Королевство Саудовская Аравия принципиальным образом изменило свою религиозную политику. Мы видим попытки серьезных реформ со стороны наследного принца Мухаммеда бин Салмана, который много раз говорил о необходимости вернуться к умеренному исламу. Попытки некоего возрождения национальных традиций исповедания веры предпринимаются сейчас во всех арабских странах, и в Объединенных Арабских Эмиратах, и в Саудовской Аравии.
Вообще говорить, что Саудовская Аравия когда-либо поддерживала ИГ, нельзя. Эр-Рияд, наоборот, боролся с этой группировкой, как и другие, – нельзя забывать, что для саудовской королевской династии деятельность этих радикальных исламистов представляет смертельную угрозу, может быть даже большую, чем для государств Запада и России. Потому что именно на территории Саудовской Аравии расположены Мекка и Медина, а династия Аль-Саудов группировкой "Исламское государство" вообще легитимной не признается.
– Но именно арабские монархии Персидского залива уже много лет назад основали, наверное, тысячи мусульманских школ и университетов по всему миру, от Лондона до Джакарты, и разослали везде своих весьма консервативных проповедников. А потом многие эти школы и проповедники, видимо, вышли из-под их контроля и стали жить своей собственной жизнью. С этого все начиналось – и это никуда не делось.
– Мы не можем утверждать, что именно эти проповедники стали проводниками радикального исламизма. Да, государства Персидского залива проводили активную миссионерскую политику – но точно так же, как миссионерством занимается любая мировая религия, начиная от Ватикана. И они не только Кораны рассылали и школы строили, но также больницы и приюты, вели колоссальную социальную деятельность. И оказывали социальную поддержку населению, в том числе в странах, где проходили кровавые вооруженные конфликты. То, что они распространяли консервативную, салафитскую версию ислама, которую исповедовали сами, – правда. Но это не означает, что их школы стали источником терроризма. Судите сами: среди иностранных боевиков в ИГ, если брать только прибывших туда из арабских стран, больше всего, например, было тунисцев. А в Тунисе никакую особую деятельность по строительству исламских школ и тому подобное Саудовская Аравия никогда не вела.
– То есть истоки обсуждаемой нами проблемы лежат не в Эр-Рияде или Абу-Даби? Скорее, виноваты правительства и властители таких стран, считавшихся на их фоне демократическими, как Египет, Тунис, Алжир и, получается, Россия, которые довели собственную молодежь до желания куда-то сбежать и начать воевать за призрачные идеалы?
– На мой взгляд, причины любой радикализации находятся в тех обществах, где эта радикализация происходит, и в проблемах этих обществ. Эти истоки не универсальны, они разные, но пытаться все списать на какие-то внешние происки, геополитические причины и политическую активность тех или иных международных игроков – не только неверно, но и очень опасно, полагает Василий Кузнецов.
Статья Русской редакции Азаттыка – Радио Свобода. Автор – Александр Гостев.
КОММЕНТАРИИ