В последнее время участились бунты в казахских тюрьмах. В конце прошлой недели бунт вспыхнул и в центральной тюрьме Алматы – пришлось подтягивать колонну солдат внутренних войск, поскольку у ворот тюрьмы собрались десятки родственников заключенных. Прошла информация, что несколько десятков заключенных совершили членовредительство.
На фоне таких событий растет и недовольство со стороны некоторых заинтересованных лиц действиями, точнее «бездействием» казахских правозащитников. Радио Азаттык проводит на эту тему свой очередной круглый стол, в котором участвуют: Вадим Курамшин - руководитель общественного объединения «Ваше право СКО», Анара Ибраева - руководитель филиала Казахстанского бюро по правам человека по Астане и Акмолинской области, Юрий Гусаков - руководитель филиала Казахстанского бюро по правам человека по Караганде и Карагандинской области, Ардак Жанабилова - председатель Общественной наблюдательной комиссии по Алматы и Алматинской области.
Круглый стол ведет Султан-Хан Аккулыулы - сотрудник Казахской редакции Радио «Свободная Европа»/Радио «Свобода».
АНАРУ ИБРАЕВУ ОБВИНЯЮТ В СГОВОРЕ С КУИС
Ведущий:
- Недавно в тюрьме Карагандинской области нашли повешенным заключенного Максима Кожанова. Он был причастен к ставшему достоянием общественности видеосюжету, где якобы сотрудник тюрьмы избивает другого заключенного. Кожанов - далеко не первый заключенный, которого находят повешенным в тюрьме. За несколько дней до его смерти пятеро заключенных этой же тюрьмы в знак протеста совершили вскрытие.
Или вот другое событие в недрах уголовно-исправительной системы - 27 июля заключенный Александр Гапонов, находясь в СИЗО, перерезал себе горло и вскрыл вены: он был не согласен со своим переводом в другую колонию, вблизи города Жетыкара Костанайской области, где существуют, как известно, особо жесткие условия содержания. Об этом в интервью радио Азаттык заявили сам Александр Гапонов, его жена и правозащитник Вадим Курамшин. С руководством СИЗО и прокуратуры связаться пока не удалось.
До этого, 22 июня, из актауской колонии строгого режима Западного Казахстана заключенные совершили массовый побег, который закончился кровопролитием.
На севере Казахстана, в колонии, которую прозвали «Жаман-сопка», 21 июля произошло массовое членовредительство заключенных.
Как видим, информация о каких-то чрезвычайных или трагических происшествиях в колониях различных регионов Казахстана не уступает горячим сводках из зоны боевых действий. Некоторые заключенные выразили нашему радио Азаттык обиду на правозащитников, которые, по их утверждениям, игнорируют многочисленные жалобы и просьбы. Такого же мнения придерживается бывший политзаключенный, ныне правозащитник Курамшин, обвиняющий ныне своих коллег-правозащитников в тайном сотрудничестве с тюремными властями.
Казахских правозащитников уже упрекали, например, в замалчивании фактов пыток в тюрьмах, в избирательности при защите прав тех или иных заключенных. Но прямые обвинения в адрес правозащитников в секретном сотрудничестве их с тюремными властями и чиновниками уголовно-исправительной системы звучат впервые.
Вадим Курамшин:
- В 2007 году в период с 26 сентября по 29 сентября, находясь на длительном свидании в учреждении строгого режима города Атбасар, в течение трех суток нелегальным образом составлял обращение, адресованное руководителю бюро Евгению Жовтису, в котором я в детализированной форме описывал многочисленные пытки и попытки убийств с момента моего незаконного ареста в зале суда и заканчивая моментом свидания. На тот момент я весил 59 килограммов, и я был на грани полного истощения.
Это заявление я передал через свою мать, которая по выезду с Атбасара 2 октября 2007 года приехала к сотруднице Астанинского филиала Анаре Ибраевой и лично ей вручила данное обращение. По прошествии целого года, не дождавшись никаких ответов от Ибраевой, мне удалось нелегальным образом связаться с Жовтисом, с которым я был лично знаком и ранее неоднократно контактировал. Я ему сигнализировал о ситуации со мной, в ответ услышал упрек в свой адрес, почему я к нему до сих пор не обратился. На что я ответил, что все мои обращения к нему находятся у Анары Ибраевой.
Он поручил своим сотрудникам алматинского филиала разобраться, а Ибраева на все вопросы сотрудников алматинского филиала отвергла, что моя мать якобы ей вручала обращения. Более того, когда я все-таки встретился с Ибраевой, она в присутствии администрации колонии позволила себе некорректное обращение, потребовала конкретизировать, что все-таки от них мне нужно. Я в двух словах все свел к тому, что хотя бы помогите добиться амнистии. Есть статьи, под которые я подпадал с 2006 года.
На что Ибраева задала мне два оскорбительных вопроса: «Кто вы такой?» и «С чего вам будет применяться амнистия?» Я ответил, что являюсь гражданином Казахстана и что амнистия распространяется на индивидуально неоговоренных лиц, на лиц по формальным признакам, под которые я и подпадал. После всего этого она порекомендовала мне больше не поднимать вопрос об амнистии
Она потребовала от меня больше не поднимать этот вопрос, но я Жовтису рассказал о ее неадекватном поведении, она вновь вызвала меня и в присутствии сотрудников филиала в угрожающей форме посоветовала, чтобы моя мама не поднимала тоже вопрос об амнистии, что у нее, наверное, с головой не в порядке. И когда я начал интересоваться судьбой моего обращения, она также категорически ответила, что его не принимала, что моя мать ей ничего не привозила.
Анара Ибраева:
- В первую очередь, мне бы хотелось отметить, что Вадим Курамшин заблуждается, говоря о том, что я являюсь председателем ОНК по Астане и Акмолинской области. Поскольку наш филиал по правам человека возглавляет ОНК только по Астане. Астана – это столица, а по Акмолинской области председателем ОНК является Любовь Алексеевна Рубижанская. То есть вот этот момент надо четко разграничить.
Ардак Жанабилова:
- Общественная наблюдательная комиссия работает с 2005 года на законных основаниях. Упрекать в том, хорошо работает она или плохо, вы не можете. Мы реагируем на выходящие за рамки закона события в колониях и тюрьмах. Так, когда мы узнали о трагедии в городе Державинск, то сразу туда выехали и провели мониторинг на предмет выявления пыток и жестокого обращения. С нами
Состоялся диалог с осужденными, они показали свои порезы и побои. Мы составили отчет, который получили все официальные органы, включая и генерального прокурора. Недавно стало известно, что начальник управления и другие сотрудники, которые участвовали в жестоком обращении с осужденными, уволены. Их обвинили в превышении должностных полномочий и применении пыток.
Юрий Гусаков:
- Вопрос, который вы поднимаете, достаточно серьезный. Мы должны определиться, на чью, как говорится, мельницу мы льем воду. Я реагирую на нарушение законодательства, и меня не волнует где зона «красная», где зона «черная». Но я категорически против создания совета против правопорядка и против того, чтобы для отдельных заключенных существовали, так сказать, тепличные условия. Это во-первых.
Что касается Гапонова, которого вы упомянули, то мое уважение к этому человеку. В моей практике это единственный, пожалуй, заключенный, который до последнего защищал свои права путем применения правовых механизмов. Правда, последнее его действие говорит о том, что он перешел на крайние меры.
Что касается словесного поноса, которым разразился гражданин до меня, то мне сказать нечего. Это его собственное заблуждение, бред, а вас я слушаю дальше.
ДЕЛО ЗАКЛЮЧЕННОГО ГАПОНОВА
Ведущий:
- Уважаемые господа, я предлагаю послушать слова Натальи Гапоновой, жены одного из осужденных - Александра Гапонова, который ждет сейчас своего перевода в другую колонию, по его словам, без каких-либо на то оснований.
Наталья Гапонова:
- В 2008 году мой муж сидел в учреждении 166/5, где происходили убийства сотрудниками учреждения. Муж начал просить помощи у госпожи Анары Ибраевой. Я сама лично отправляла эти письма и созванивалась с ней. Он писал ей о том, что боится за свою жизнь. Однако она как правозащитница не предприняла никаких действий.
Уже 2010 год идет, а моего мужа до сих пор переводят из одной колонии в другую, ему стало еще хуже. На мои мольбы Анара Ибраева конкретно ничего не говорила. Я на данный момент очень боюсь за его жизнь. Почему Анара Ибраева никуда не обратилась, ничего не расследует? Его могут убить или забить до смерти. Чтобы всё это скрыть, они его убьют, или забьют, или сделают еще что-нибудь.
Ведущий:
- Уважаемые участники, 27 июля, поздно вечером, нам удалось связаться с самим Гапоновым, после того как ему оказали необходимую медицинскую помощь. По его словам и заявлению Вадима Курамшина, он пытался перерезать себе горло и вскрыл вены. В интервью нашему радио Азаттык Александр Гапонов заявил следующее:
«2 июля в колонию Е-164/4, что в поселке Горный, приезжал прокурор Северо-Казахстанской области. Зашел к нему на прием. В то время избивали в режимном отделе осужденного Сугатова, о чем я сообщил прокурору и даже провел туда. Он увидел окровавленного заключенного, который лежал на полу в наручниках. Однако никаких мер не предпринял и уехал.
23 июля меня допросил следователь прокуратуры, а через три дня повезли в СИЗО. Меня хотят отправить в колонию особого режима «Жетыкара» Костанайской области. Туда везут людей, чтобы «ломать». Дело доходит до изнасилований. Я думаю, меня повезут туда «ломать».
АНАРА ИБРАЕВА ОПРОВЕРГАЕТ
Ведущий:
- Давайте продолжим тему. Один правозащитник, Вадим Курамшин, знал о гибели Максима Кожанова, «оператора» видеосъемки об избиении заключенного, но заявил, что «вынужден был молчать». Другой правозащитник, Юрий Гусаков, тоже знал, но не счел «нужным сообщить об этом своему руководству».
Жена погибшего в тюрьме Азамата Каримбаева, Айман, разместила в Интернете видеозапись, как она считает, со следами пыток на теле ее мужа. Она заявила, что не может добиться выдачи результатов почерковедческой экспертизы более полугода. Что скажут по этому поводу другие правозащитники?
Анара Ибраева:
- Правозащитников много, но я конкретно скажу по правам человека в Астане. Я хочу рассказать, чем занимается наша организация, что
У меня есть все документы, входящие и исходящие жалобы, поэтому какие-то голословные обвинения не принимаются у нас. Есть ответы, данные государственными органами, поэтому обвинительные реплики тут неуместны. Мы, как общественная организация, делаем все возможное. Наша работа контролируется головным офисом, поэтому если есть жалоба, пожалуйста, обратитесь к его руководителю. Мы не может от себя добавлять информации из-за отсутствия каких-либо подтверждающих фактов.
Я еще раз хочу подчеркнуть, что мы работает только в Астане. То есть мы выезжаем на место, видим нарушение и об этом пишем. В отношении пыток или убийств, касающихся Астаны, хочу отметить два случая. Первый случай был зафиксирован в марте прошлого года в учреждении особого режима
Е-166/5, куда мы выехали в составе наблюдательной комиссии. Мы находились там с 8 утра до 7 вечера, без обеда, чтобы всем это было известно. В результате нами было собрано, насколько я помню, 56 заявлений, и до сих пор мы ведем контроль за соблюдением законности в этой колонии.
Другой случай произошел в колонии строго режима Е 166/10, где была зафиксирована смерть одного из заключенных. Почему об этом не заявляют участники круглого стола? По-моему, это был настолько вопиющий факт, что обойти вниманием его было невозможно. Этот заключенный был переведен из Кызылординской колонии в Астану, а через три часа после прибытия умер. Был совершенно здоровым.
Мы выехали на место, опросили заключенных, поговорили с представителями потерпевшего. Вообще, мы добились от УВД города Астаны признать потерпевшими родственников умерших. Насколько известно, умерший был представителем нетрадиционного движения в Казахстане «Хиз-бут-Тахрир», но отдельные правозащитники этот факт не раскрывают, не знаю почему.
В случаях членовредительства мы тоже выезжаем на место, смотрим. Но не все проходит гладко, порой нас не пускают в исправительные учреждения, как это произошло недавно, когда нам запретили входить в колонию-поселение. Когда мы, так и не добившись встречи с заключенными уехали, позвонил начальник колонии и попросил вернуться. То есть это говорит о том, что у нас не всегда бывает беспрепятственный доступ в исправительные учреждения.
Один раз в месяц сотрудники общественной комиссии посещают с проверкой все четыре исправительных учреждений Астаны.
Ардак Жанабилова:
- В каждом регионе есть наблюдательные комиссии, которые возглавляют общественные объединения, это в чистом виде правозащитные организации, специализирующиеся на мониторинге. Но есть, к сожалению, не охваченные мониторингом регионы. Там наблюдательные комиссии состоят из малого количества человек, в основном это необученные люди, которые не знают о правах человека, не говоря уже о мониторинге.
А в таких регионах, как Кызылорда, Атырау, Актобе общественные наблюдательные комиссии не знают, что делать. Но хотелось бы отметить плодотворную работу Коалиции НПО против пыток, работу которой координирует Бюро по правам человека в Алматы и в которую входят все общественные комиссии.
ЮРИЙ ГУСАКОВ И ЕГО КРЕДО
Вадим Курамшин:
- К 2003 году КУИС практически поглотил, во всяком случае по региону, Бюро по правам человека и соблюдению законности.
Именно с помощью первой категории помощников тюремному ведомству удавалось и удается замалчивать о многочисленных акциях самоувечий, а также убийствах, происходящих в его застенках.
У меня на руках копии обращений заключенных Акмолинской, Костанайской областей по случаям убийств к руководителям бюро по Астане. Авторы этих обращений в один голос заявляют, что именно с легкой руки той же Ибраевой виновные в убийствах люди избегают наказания.
Более того, обратившийся за помощью в бюро бедолага в конце концов оказывается под прессингом, а заявления, адресованные в бюро, так и лежат в бюро мертвым грузом, ни в какие инстанции не двигаясь. Это стало повседневной нормой.
Мне понравилось, как об осужденном Гапонове отзывается Гусаков. Гапонов достаточно грамотный человек, он знает, как отстаивать свои права, но дело в том, что он порезал вены и горло не столько из-за того, что его этапируют, сколько от отчаяния, от безысходности и неизвестности.
Он не может передать материалы своего дела, адресованные в свое время Ибраевой, на свободу. Он официально обращается к руководству тюрьмы с заявлением передать бумаги председателю филиала «Ваше право», Вадиму Курамшину, то есть мне.
Он просит передать их Галендухину, это председатель наблюдательной комиссии. Правда, его позиция так и осталась всем непонятной. Он обещает подъехать, но через каждые пятнадцать минут называет все новые причины своего отсутствия. Мы с родственниками осужденных едем в управление, но там отфутболивают к Галендухину.
Мы ждем его возле тюрьмы, а вдруг он звонит и заявляет, что только что разговаривал с вновь назначенным заместителем Мансуровой. Она якобы сказала, что у Гапонова нет никаких документов для передачи нам. Я прошу Галедунхина усомниться в ее словах, что председателю комиссии глупо верить этим сказкам уголовно-исполнительной системы.
Он отвечает: «Я никуда не буду ехать, буду сидеть здесь и действовать в рамках законности». Ему звонит супруга Гапонова с ребенком на руках и умоляет помочь, но он отключается. К нему звонят с радио Азаттык с просьбой прокомментировать, он отвечает отказом. Вот вам характеризующий пример.
Что касается загадочной смерти осужденного в одной из колоний Астаны. Начальство колонии до последнего не хотело предавать гласности случившийся факт, однако добилось того, что 60 осужденных в знак протеста за какие-то 15 минут собрались и объявили голодовку.
Госпожа Ибраева приехала на следующий день и была в курсе всего. Вначале руководство тюрьмы не хотело признавать факт убийства. Однако я все материалы выслал журналистке Жумабике Жунусовой, и она добилась признания, что его действительно убили. Правда, сделали крайним активиста зоны - помощника администрации.
Но никто, в том числе и Анара Ибраева, не задался вопросом: каким образом в помещение карантина зашел активист, ведь туда строго запрещен вход посторонним? Анара Ибраева теперь ассоциируется в глазах осужденных сейчас как своеобразный посол от КУИСа.
Когда что-то происходит в колонии, на следующий день появляется Анара Ибраева. Это хорошо, однако непонятно ее отношение к осужденным. Вначале она спрашивает, чем им помочь, а потом срывается на крик и «посылает» в прокуратуру. Я считаю, что таким образом выманивают людей, которые готовы свидетельствовать, их потом вывозят на этапы, убивают.
Что касается Юрия Гусакова, то к нему за помощью обратился осужденный 40-й колонии Евгений Карауш. Он жаловался на систематическое избиение сотрудниками колонии. Во время второго приезда Гусакова Карауш вновь к нему обратился и вручил лично в руки жалобу. Через четыре дня его избили в режимной части до такой степени, что он не мог самостоятельно передвигаться, а через неделю его перевели на 41-ю колонию.
По словам Карауша, он был весь синий, гематома на голове, что подтверждается медсправкой, которую ему дали в медчасти. Однако Гусаков отказался его освидетельствовать, хотя посетил его. Также этот правозащитник ушел от ответа на вопрос Карауша, что с его жалобой.
Как он себе позволил оскорбительную реплику в мой адрес, так он себя ведет по отношению к осужденным. Их работа далеко не оправдывает того предназначения, которое изначально брало в основу бюро. Эта уже не та команда, которую под себя подбирал Жовтис.
Юрий Гусаков:
- Слова вышеуказанного гражданина я ставлю под сомнение. У осужденного Карауша состояние здоровья не вызывало беспокойства. Во-вторых, он передавал жалобу совершенно другой женщине, другой организации. А делом Евгения Карауша я занимался, наверное, в июне прошлого года. Я даже знаю, почему его переместили в другую колонию. Но то, что могу, то могу.
Проблемы в системе есть и достаточно серьезные. Вопросы послабления режима я не советую решать даже при помощи правозащитников. Режим - это режим, совершил уголовное преступление, отбывай его по приговору суда. Если есть нарушение со стороны администрации, осужденные должны об этом говорить, потому что здоровьем рисковать нельзя, они пригодятся на воле. Я не вижу больших разногласий в работе различных правозащитников.
И в данном случае – если кто-то повлиял на ситуацию, молодец, кто нет – не вижу оснований осуждать. Подействовали на систему – замечательно, не получилось – это общая беда. Я был в различных учреждениях, был, к примеру, в 41-ой колонии, Это «красная» зона, как пожарная машина. Но там условия сейчас легче, нежели в Каражале, в АК 159/22, где нет элементарной питьевой воды.
Сейчас проводится ряд мероприятий, чтобы в человеческий вид привести эту зону. Но никаких жалоб нет ни от «братков», ни от «красненьких», или еще кого-то. Я хочу сказать, что ничьи интересы обслуживать не собираюсь и работаю так, как могу. А поводов для стычек не вижу, работаем ведь на одно дело.
Ведущий:
- Уважаемые гости, на этом радио Азаттык завершает свой круглый стол. Благодарю вас за участие в дискуссии. До свидания.
