«К УТРУ ТАМ БЫЛО СЛОЖЕНО ЕЩЕ 43 ТЕЛА»
— Госпожа Костюченко, по официальной версии, в результате событий в Жанаозене погибли 16 человек и еще один в поселке Шетпе, больше ста человек получили ранения. Вы были на месте событий и общались с жителями, очевидцами. Сколько людей могло погибнуть тогда?
— Когда я была в Жанаозене, власти говорили об 11 погибших на тот момент. Кто-то говорил об 11, другие - о 13 погибших. Местные жители давали абсолютно другие цифры.
Девушка, которая возила тела уже мертвых и раненых с площади до больницы, а затем до утра 17-го осталась помогать врачам, говорит, что в морг только до 9 часов вечера привезли 21 тело. Но в 9 часов работники морга закрыли его на ключ и ушли. И тела начали складывать в соседнюю комнату, к утру там было сложено еще 43 тела.
Я разговаривала с хирургом-реаниматологом этой больницы. Она говорит о том, что лично у нее на руках за 16-е число умерло 22 человека. 17-го числа умер еще один человек.
О количестве раненых тоже абсолютно другие цифры. То есть и врачи и очевидцы говорят, что к утру 17 декабря раненых было около 400 человек. Людей постоянно увозили в Актау и часть раненых, кто мог еще ходить, просто не обращалась в больницу. Они старались уехать как можно дальше от этого города. Также не все родственники отдавали тела в морг.
Вот поэтому очень сложно посчитать действительное количество погибших и раненых. И особенно сложно потому, что власти, насколько я знаю, до сих пор не отдали родным все тела погибших.
«ОГОНЬ БЫЛ ОТКРЫТ ПО ТОЛПЕ, ГДЕ БЫЛО МНОГО ЗЕВАК»
— Госпожа Костюченко, что вам рассказывали о применении оружия в Жанаозене?
- То, что полиция начала стрелять сразу после того, как только свернула с угла офиса «Озенмунайгаза», по людям, которые просто стоят и смотрят на горящее здание. Мне эту картину описывали очень многие — не только те, кто был на площади, но и люди, которые смотрели на происходящее с окон соседних домов, а также люди, которые просто проходили мимо в тот момент.
Просто огонь был открыт по толпе, где было очень много зевак. Среди погибших, абсолютно точно, двое детей — 10-летний мальчик и девочка 1995 года рождения.
— Власти Казахстана заявляли, что полицейским и мирным жителям Жанаозена угрожала опасность от неких зачинщиков беспорядков. Вы в этом убедились?
— Нет, не убедилась. Я тоже разговаривала с сотрудниками полиции. Они, конечно, говорят о том, что толпа начала набрасываться и избивать мирных жителей, случайных прохожих. Однако ни один очевидец не подтверждает это.
Я разговаривала с огромным количеством людей в Жанаозене. Это не только
Никто не подтверждает, что людьми применено какое-то насилие по отношению к прохожим.
бастующие (бывшие нефтяники. - Радио Азаттык), но и владельцы торговых точек и пострадавшие. Никто не подтверждает, что людьми применено какое-то насилие по отношению к прохожим.
Был подожжен акимат, да. Было подожжено здание «Озенмунайгаза». Да, это установленный факт. Но, опять же, если идет поджог здания, нельзя людей за это расстреливать.
«19 ДЕКАБРЯ БЫЛО БОЛЬШЕ 800 ЗАДЕРЖАННЫХ»
— Госпожа Костюченко, была ли необходимость в введении режима чрезвычайного положения в Жанаозене?
— Я могу сказать с точки зрения журналиста: при чрезвычайном положении крайне сложно работать. Теоретически всё выглядит довольно красиво: комендантский час с 11 часов вечера до 7 утра, чтобы остановить бои между молодежью и ОМОНом, досмотр и проверка подозрительных лиц.
Фактически же комендантский час вылился в то, что при мне — днем — людей, прежде всего мужчин, задерживали, хватали и увозили в отделение полиции, где их избивали. И это действительно происходило на моих глазах.
Никакой комендантский час полицией не соблюдался: комендантский час был круглосуточным. Женщины боялись отпускать своих мужей даже в магазин. За хлебом. На моих глазах задержали человека, который вышел в магазин за продуктами. У него дома оставалась жена, беременная на девятом месяце. Просто реально хватали всех без разбора.
Не было никакой телефонной связи, Интернета. Людям очень сложно было передать какую-то информацию. Не так давно в Жанаозене были мои коллеги, они говорят, что люди, которые там находятся, крайне запуганы.
В городе буквально за каждым углом стоит группа из нескольких омоновцев, иногда из нескольких десятков, которые останавливают прохожих и автомобили, проверяют документы у всех. Они могут задержать кого угодно.
Я слышала о случаях грабежей со стороны ОМОНа, когда у человека при досмотре просто изымали деньги, мобильные телефоны, документы.
Хирург больницы рассказала мне, что к ним в хирургию 19 декабря поступила девочка, которая была задержана и впоследствии изнасилована омоновцами.
В школах были отменены все занятия. С момента эскалации конфликта приезжих омоновцев разместили в школах и детских садиках.
На допросы водят всех, как задержанных, так и потерпевших. Со всех берут подписки о неразглашении. Всех пугают тем, что за общение с журналистами против них будет возбуждено уголовное дело.
В Жанаозене я видела списки задержанных. На 19 декабря их было больше 800 человек. В этот день уже отпустили около 50 человек. Поэтому их, видимо, было 750.
Против более чем 400 человек было возбуждено либо уголовное дело, либо административное. Нужно понимать, что часто эти люди давали какие-то признательные показания под пытками.
Старший исследователь международной правозащитной организации «Хьюман Райтс Вотч» Татьяна Локшина ездила в Жанаозен перед самым Новым годом. Рассказывает, что сейчас в Жанаозене люди боятся что-либо говорить, даже анонимно, просто боятся встречаться, разговаривать. Люди очень запуганы этими подписками о неразглашении, угрозой уголовных дел. Однако ей и ее коллегам удалось записать несколько свидетельств, и сейчас «Хьюман Райтс Вотч» готовит отчет по произошедшему в Жанаозене.
ПОСЛЕДНИЕ ФОТОГРАФИИ БАЗАРБАЯ КЕНЖЕБАЕВА
— Госпожа Костюченко, как и когда вы попали в Жанаозен?
— Мы приехали ранним утром 18 декабря. Я летела вместе с коллегами из Москвы в Актау. Наняли машину и поехали в Жанаозен.
В машине были я, Илья Азар из редакции сайта «Лента.ру» и два корреспондента газеты «Коммерсант» - Владимир Соловьев и Василий Шапошников. Мы проехали блокпост. Похоже, там менялись люди в этот момент, так что мы спокойно выехали в Жанаозен.
Немного постояли в самом городе Жанаозене, пока не рассвело. Потом мы начали ходить по улицам: больница, сожженный акимат, площадь. Затем мы разделились, и моих коллег буквально сразу же задержали недалеко от площади. В самом Жанаозене они были буквально два часа.
Полицейские внимательно просмотрели все их записи и телефоны. У корреспондента «Коммерсанта» Владимира Соловьева изъяли все записи, которые он успели сделать, в том числе блокнот, где были записаны номера телефонов тех людей, с которыми он успел поговорить. Сейчас у этих людей начинаются какие-то проблемы. К счастью, его фотографу удалось спрятать отснятые кадры.
Мне же очень сильно помогли местные жители, которые меня переодели и сопровождали все эти дни. В Жанаозене была где-то два с половиной дня. И я не была задержана.
Я снимала на «мыльницу» и чаще всего из-под полы. Просто снимала жанаозенский быт: толпа у ГОВД, очередь за хлебом, кровь у скамейки на площади, списки задержанных, собака в мусорной куче, ОМОН, перекрывающий подход к больнице.
У меня есть фото Базарбая Кенжебаева, который был задержан 16-го числа. Он тракторист, жил в ауле, недалеко от Жанаозена.
16-го числа у него родила дочь. Он, собственно, был задержан на пути в роддом. Его избивали в течение суток. Потом оказалось, что у него со стороны мужа дочери есть какая-то родня в полиции. Его отпустили.
Мы с ним разговаривали 19-го декабря. Через два дня мне позвонили и сообщили, что он умер. Оказалось, что у него был разорван кишечник. От побоев.
Его родные не могли позвонить в скорую, когда его отпустили. В Жанаозене тогда не было телефонной связи. А на улицу Базарбай не мог выйти - боялся, что его снова задержат. Людей, которых задерживали во второй раз — имею в виду мужчин, — уже не отпускали.
Родственники смогли доставить его в больницу лишь 21-го вечером. Ему диагностировали разрыв кишечника и сделали операцию. Доставили, видимо, очень поздно. Он умер.
Я не сфотографировала лицо Базарбая. По понятным причинам, хотя там у него были серьезные повреждения. У меня есть фотографии его спины. С огромными синяками. По словам его жены, у него были страшные повреждения в паху. Но он мне, опять же, не показывал: восточный мужчина все-таки. Базарбай признался, что мочится кровью и что в первые сутки после полиции откашливал кровавые сгустки. Во время нашего разговора он несколько раз пытался сесть, но у него не получалось.
Я сфотографировала его рубашку, в которой он вышел из полиции. Абсолютно окровавленная рубашка.
Когда мы опубликовали его имя, Генпрокуратура Казахстана заявила о том, что этот человек якобы стал жертвой массовых беспорядков и что полицейские его доставили в больницу, предложили ему помощь, а он, мол, отказался.
Надеюсь, что причину его смерти расследуют объективно и кто-то все-таки ответит. В том числе и генеральная прокуратура, которая на весь мир просто лжет. Лжет о смерти человека. Так нельзя. Этот человек их гражданин, и с ним нельзя так поступать.
«ПРИМЕР ПОБЕДЫ ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО ДУХА»
— Госпожа Костюченко, эти события в Казахстане для вас были неожиданностью? Как вы сами восприняли произошедшую трагедию в Жанаозене?
— Я не была до этого в Казахстане. Но я никогда не считала Казахстан «островком стабильности». Моя довольно близкая подруга родом из Казахстана. Ее рассказы были не о стабильности.
Но, конечно, такого ужаса не ожидала увидеть. Но меня потряс даже не сам расстрел. Когда летела туда, то уже знала, что там расстреляли людей.
Меня больше всего потрясло то, что 17-го числа весь Жанаозен вышел на мирную демонстрацию. В знак того, что готовы на переговоры с властями.
Они вышли на главную площадь. Их было пять тысяч человек, то есть на две тысячи больше, чем 16 декабря. Они стояли с белыми простынями, на которых было написано «Миру мир!».
Вот эта нацеленность на мирные переговоры, которую жанаозенцы показывали в течение семи месяцев и которую сумели показать после той нечеловеческой бойни, которая произошла на площади, она меня абсолютно потрясла.
Когда семь месяцев продолжается мирный ненасильственный протест — это просто удивительно. Когда люди, у которых погибли родные и близкие, в которых стреляли, которые пережили страшную ночь с 16-го на 17-е, на следующее утро всем городом выходят на мирную демонстрацию... Я не знаю, это какой-то абсолютный пример — я не люблю возвышенных слов — победы человеческого духа.
Я желаю всем казахам, всем жанаозенцам огромного мужества, сил всё это пережить и добиться правды.
— Спасибо за интервью, госпожа Костюченко.