В Узбекистане на 24 октября назначены президентские выборы — вторые после прихода к власти президента Шавката Мирзиёева. К выборам, исход которых кажется предрешенным, не допущен ни один независимый кандидат. Отсутствие реальной конкуренции не единственное сходство политической ситуации в Узбекистане и Казахстане. В двух странах нет института самовыдвижения, а их лидеры много говорят о реформах, которые на деле остаются нереализованными.
Более того, некоторые шаги Мирзиёева напоминают действия экс-президента Казахстана Нурсултана Назарбаева в 2000-е годы: укрепление собственной власти, назначение на влиятельные должности родственников.
Зачем главы государств Центральной Азии приводят во власть своих близких? Почему обещанные ими реформы не реализуются? Почему в Узбекистане и Казахстане не допускают к выборам независимых кандидатов? Азаттык задал эти и другие вопросы американскому эксперту Полу Стронски, исследователю по Центральной Азии.
ВЫБОРЫ КАК «ПРОСТО МОШЕННИЧЕСТВО» И «БЕЗЫДЕЙНАЯ» ОППОЗИЦИЯ
Азаттык: 24 октября в Узбекистане пройдут вторые президентские выборы с тех пор, как в 2016 году к власти там пришел Шавкат Мирзиёев. И в Казахстане, и в Узбекистане к участию в выборах допускаются только лояльные, марионеточные кандидаты, и результат таких выборов известен заранее. Почему так происходит, как вы считаете?
Пол Стронски: В этих странах есть долгая история авторитаризма и авторитарных тенденций. Поэтому, хотя [в Казахстане] правительство Токаева, а ранее правительство Назарбаева, и правительство Мирзиёева [в Узбекистане] много говорят о необходимости политических, экономических реформ, когда доходит до либерализации, расширения политического пространства, у них много опасений. Поэтому и там, и там наблюдаются небольшие допущения, изменения на более низких уровнях. Но всё, что выглядит как потенциальная угроза для действующего режима, не допускается.
Тем не менее обе страны проходят через избирательный процесс, хотя могли бы и не придерживаться конституционных норм. И это интересное явление. Они также допускают наблюдателей БДИПЧ ОБСЕ, что для Узбекистана вообще беспрецедентно. Это говорит о том, что власти этих стран рассматривают выборы как важное «упражнение» по узакониванию режимов и на международном, и на национальном уровне. Но при этом они не хотят никаких сюрпризов.
Азаттык: И в Казахстане, и в Узбекистане нет института самовыдвижения. Пытаются ли власти таким образом предотвратить белорусский сценарий, где несистемный кандидат Светлана Тихановская неожиданно бросила вызов бессменному Александру Лукашенко, или просто не хотят рисковать?
Пол Стронски: Думаю, это нежелание рисковать. Подобное происходило не только в Беларуси. Мы видели это и в Армении, где рухнуло прежнее правительство. Мы знаем, что такие вещи могут происходить, они естественные и идут по восходящей — из-за недовольства населения. Люди, возможно, сейчас особенно недовольны — из-за пандемии, экономических и других проблем, с которыми сталкиваются их страны. Поэтому в данный момент власти, возможно, еще менее настроены на то, чтобы допустить более открытые выборы.
Между тем, чтобы выборы были свободными и открытыми, необходим не только [демократический] процесс выдвижения кандидатов, но и реально работающие партии, которые бы предлагали альтернативу. И сейчас таких партий не видно.
Это касается и запрещенных партий: они не предлагают альтернативного видения. Их видение — против статус-кво. А для того, чтобы предлагать альтернативу, нужны идеи. Я не вижу, чтобы от политических движений, сохранившихся в регионе, они исходили.
Так что, по моему мнению, дело здесь не только в правительствах. Есть и слабость разрозненной оппозиции, отсутствие ясности в том, за что она выступает. Так что я вижу две стороны: это и правительственные репрессии, и проблемы с оппозицией в обеих странах.
Азаттык: Но оппозиция в этих странах была давно подавлена…
Пол Стронски: Да, это одна из причин. Но я также не вижу большого числа оппозиционеров, которые бы выступали с собственным видением того, каким должно быть будущее. В той же Армении у оппозиции наблюдалось четкое видение. Но она там не подавлялась или подавлялась не столь значительно, как в Казахстане и Узбекистане.
Тем не менее, я думаю, оппозиция [в Узбекистане и Казахстане] могла бы прикладывать больше усилий по объединению и выдвигать предложения, а не только критиковать.
Прецеденты превращения авторитарных государств в демократические были: на Тайване, в Южной Корее в 1980-х годах. Так что это, безусловно, возможно. Но нужна большая готовность к переменам, сильное движение «снизу вверх» и люди, которые действительно сформулируют свое видение.
В таких странах, как Узбекистан и Казахстан, нет комбинации этих факторов. В первую очередь виноват режим, но присутствуют и более широкие социальные факторы.
Азаттык: Но в том же Казахстане нет места диссидентам, оппозиционным партиям. Есть партии, которые в результате признали экстремистскими, и они вообще не могут вести какую-либо деятельность в стране. Таким образом, любые альтернативы режиму могут подавить, подвергнуть репрессиям…
Пол Стронски: Да, и я не утверждаю, что этого нет. Но, думаю, иногда в фокусе оказываются только правительство и его репрессии и недостаточно внимания уделяется оппозиции и ее платформе. Я не считаю [Мухтара] Аблязова (казахстанского экс-банкира и оппозиционера, живущего за рубежом. — Ред.) жизнеспособным лидером оппозиции, потому что настоящей платформы у него нет, то, что вокруг него, — это просто [политическое] движение.
В Казахстане есть проблески демократических надежд. Они на местах и касаются локальных вопросов. Мы видим тех же протестующих матерей — это то, что мотивирует людей, и это те области, где у гражданского общества есть возможности.
Все слишком сосредоточены на выборах, и, хотя они важны, в таких странах присутствуют вот эти движения на более низких уровнях. Там циркулируют идеи, есть стремление к переменам. И по моему убеждению, в авторитарных государствах изменения приходят именно оттуда. Я не считаю, что их принесут запрещенные оппозиционные движения.
Азаттык: Если власти, как вы говорите, не хотят рисковать, означает ли это, что они не уверены в себе? Или их цель — получить 99 процентов голосов?
Пол Стронски: 99 процентов голосов «за» выставляет режимы в неприглядном свете на международном уровне, потому что в эти цифры никто не верит и выглядит это всё мошенничеством. Я думаю, они просто вообще не хотят рисковать. Если посмотреть на павшие правительства, причиной обычно становились проблемы с выборами. Властям известно, что голосование ложное и что оппозиция может это использовать, поэтому они предпочитают, чтобы оппозиции на выборах не было вообще.
ЦЕНА УХОДА ИЗ ВЛАСТИ, ГЛОБАЛЬНЫЙ КРИЗИС ДЕМОКРАТИИ И «СЕМЕЙНЫЕ ИНТЕРЕСЫ» ПРЕЗИДЕНТОВ
Азаттык: Когда в последние годы к власти в Казахстане и Узбекистане пришли новые лидеры, люди надеялись, что в их странах начнется новая эра. Оба президента часто и много говорят об изменениях, но, когда дело касается реформ, затрагивающих обеспечение основных прав и свобод, всё остается на уровне разговоров. Почему?
Пол Стронски: Во-первых, надо отметить, что Узбекистану еще предстоит очень долгий путь, но там уже произошло несколько позитивных сдвигов после репрессивного правления Каримова. Надо признать, это не тот Узбекистан, что несколько лет назад.
Интуиция подсказывает мне, что Мирзиёев, вероятно, был избран и будет переизбран в результате честных выборов. Ему для этого не нужны особые махинации.
Одна из больших проблем в политическом реформировании в Центральной Азии заключается в том, что в истории стран региона не было случаев ухода лидеров из власти с сохранением ими дохода и благополучия их семей.
Если посмотреть, в Узбекистане одна из дочерей бывшего президента Каримова находится в заключении. Другая бежала из страны. Ставки при потере власти очень высоки. В США, в европейских странах всё иначе. [Экс-канцлер Германии] Ангела Меркель уходит на пенсию, [экс-президент США] Барак Обама на пенсии, [экс-президент] Джордж Буш занимается живописью. Жизнь продолжается и у [экс-президента США] Дональда Трампа, хотя он цеплялся за власть.
[В Центральной Азии] если вы проигрываете, потери несет ваша семья, люди под вашим патронажем.
И население Казахстана, и народ Узбекистана хотят реформ. Хотят, чтобы у них были базовая соцзащита и работа. Хотят лучшей жизни для своих детей. Им нужны экономические возможности. Но очень часто действующие политические элиты не разрабатывают эти программы, а продвигают только свои интересы. Такая проблема наблюдается во всем мире, но в авторитарных странах она куда серьезнее.
Я думаю, недовольство присутствует в обоих обществах. Но, по моему мнению, в Казахстане ожидания выше, поскольку страна никогда не была такой репрессивной, как Узбекистан. Именно по этой причине сейчас в Узбекистане люди довольны Мирзиёевым.
Изначально Токаев обещал быть реформатором, обещал «слышащее государство». Люди разочарованы тем, что за этим ничего не последовало. Я думаю, есть много людей как в правительстве, так и за его пределами, которые видят необходимость изменений. Время покажет.
Проблемы есть и в соседних странах: демократический процесс начал давать сбои в Кыргызстане. Афганистан также не смог перейти к демократии из-за высокого уровня коррупции. К сожалению, в регионе нет так много стран, которые могли бы служить положительным примером демократической трансформации. Плюрализм существует в Индии, Корее и Японии, но они на большем удалении от региона. В непосредственной близости нет примеров успешных демократий. И это тоже проблема.
Азаттык: Вы говорили о том, что в Центральной Азии ставки при потере власти высоки. Но Токаев называет себя «реформатором», родственников во власти у него нет, он не связан с политическими элитами. Почему же он не проводит реформы?
Пол Стронски: Я думаю, что народ Казахстана знает лучше, чем я, сидящий в Вашингтоне. Видимо, этому есть институциональная оппозиция. В то же время есть эти странные отношения с экс-президентом Назарбаевым, который по-прежнему обладает значительной властью. Разговаривая с людьми, я прихожу к выводу, что Назарбаев и Токаев хорошо работают вместе, но я не уверен, что это распространяется на их команды. Есть также группы, которые не хотят изменений и преобразований. Роль играют все эти факторы.
При этом президентство Токаева совпало с непростым периодом — пандемией ковида. И Казахстан, и Узбекистан сталкиваются с вызовами в этой связи и вынуждены маневрировать. Но тем не менее иногда кризис может быть тем моментом, когда реформы особенно необходимы.
Азаттык: Значит, по-вашему, реформы, которые обещал Токаев, не происходят также и потому, что Назарбаев продолжает править из-за кулис?
Пол Стронски: Да, это вполне возможно. С другой стороны, Токаев — продукт этой системы. Ему сложно проводить реформы, потому что у него нет полного контроля, но он также человек из того же правительства, которое и в назарбаевскую эру говорило о реформах, а их не произошло. Так что нет ничего удивительного в том, что «новый» президент говорит об изменениях, но воплотить их в жизнь по разным причинам не может.
У казахстанского правительства есть давняя традиция обещать реформы при отсутствии желания и возможностей их проводить. Кроме того, в последние годы страны мира столкнулись с серьезным кризисом. Даже в таких демократиях, как Соединенные Штаты, мы наблюдаем поползновения в сторону авторитаризма. В США мы противостоим, протестуем, но, например, однажды демократии в Венгрии, Польше, на Филиппинах движутся в другом направлении. Так что имеет место и глобальный кризис, с которым сталкивается демократия.
Азаттык: Вернемся к фигуре Мирзиёева. Некоторые его действия напоминают действия Назарбаева. Так, он продвигает своих дочерей и зятьев. Его младший зять, Отабек Умаров, является заместителем главы службы безопасности президента. Это напоминает попытки Назарбаева продвинуть на различные должности старшую дочь Даригу Назарбаеву и ее бывшего мужа Рахата Алиева. Почему лидеры, которые когда-то были избраны на относительно открытых выборах, затем начинают тащить во власть своих родственников и близких?
Пол Стронски: Это тенденция в авторитарных странах. Причина — экономические ресурсы, к которым появляется доступ. И это люди, которым они доверяют. В случае с Рахатом Алиевым это не сработало, но в целом это твои собственные сын, дочь, зять. Ты им доверяешь. И это способ сохранять власть.
Азаттык: Алиева позже заочно приговорили к 20 годам лишения свободы по различным обвинениям. В Узбекистане есть пример дочери экс-президента Гульнары Каримовой, которая сейчас отбывает тюремный срок и которая подверглась преследованиям еще при жизни отца. Чрезмерные полномочия членов семьи могут навредить самим лидерам. Почему, как вы думаете, Мирзиёев не извлек урок из историй других президентов и членов их семей?
Пол Стронски: Я не Мирзиёев и понятия не имею, что происходит у него в голове. Но на такие тенденции всегда есть реакция. Те, кто правят в этих странах, используют время у власти на благо своих семей. У них может быть в запасе пять, десять лет, и они пытаются извлечь из этого максимальную выгоду.
Это не Соединенные Штаты, где Барак Обама может уйти на пенсию, написать книгу, заработать деньги и стать богаче, чем в бытность президентом. Но, на мой взгляд, привлечение родственников не стабилизирует ситуацию, даже наоборот. Во многих случаях это вызывает ответную реакцию, за которой следует ответный удар.
«ПОЛНОВЛАСТНЫЙ» МИРЗИЁЕВ И «НЕ КОНСОЛИДИРОВАВШИЙ ВЛАСТЬ» ТОКАЕВ
Азаттык: И в Узбекистане, и в Казахстане у власти — второй по счету президент. В случае с Узбекистаном понятно, что Мирзиёев остается у руля. Будет ли Токаев баллотироваться на следующих выборах?
Пол Стронски: Я думаю, это зависит от Токаева, от Назарбаева, от политической ситуации. Мы до сих пор не знаем точного ответа на вопрос, является ли Токаев некоей переходной фигурой.
Политическая и экономическая ситуация в Казахстане сложная. Поэтому точно предсказать, как будут развиваться события, трудно.
Понятно, что Мирзиёев будет переизбран. Будет ли он менять Конституцию или проводить реформы? Будут ли какие-то реальные изменения, или он просто останется у власти?
И в Казахстане нам также нужно наблюдать за некоторыми маркерами. Позволят ли Токаеву сохранить власть политическая, экономическая траектория страны, или элиты будут продвигать кого-то еще?
Азаттык: Означает ли это, что в Узбекистане есть полновластный президент, а в Казахстане — нет?
Пол Стронски: Да, [Мирзиёев] единственный лидер, он консолидировал власть, бросил в тюрьму многих политических конкурентов. Токаев власть не консолидировал. Он часть политического тандема. И неясно, какой объем власти фактически есть в его распоряжении. Так что в двух странах сейчас очень разные системы. В одной — консолидация власти в руках Мирзиёева, в другой — комбинация в лице Токаева и Назарбаева.
КОММЕНТАРИИ