До Букачачи — поселка на севере Забайкальского края, окруженного таежными лесами, — трудно добраться, еще труднее здесь жить. В поселке мобилизовали почти всех мужчин, в том числе водовоза и пекаря. С тех пор жители Букачачи сами носят ведра с водой из колодца с окраины поселка, работа единственной здесь пекарни — под угрозой закрытия. На местном кладбище уже выделили землю для захоронений тех мобилизованных, кто вернется в родной поселок «грузом 200», пишут «Сибирь.Реалии»​.

«В Букачаче как после войны. Только есть отличие: Мариуполь-то выстроят, а мы как жили в разрухе, так и продолжим»

По одной из версий, «букачача» в переводе с эвенкийского переводится как «грязный зад», по другой — «скотный двор».

Чтобы добраться сюда из Читы, нужно провести в дороге около шести часов. Это в лучшем случае, если удастся занять место в автобусе, следующем до поселка прямым рейсом трижды в неделю. Билеты за несколько дней до выезда уже раскуплены.

«Можно еще добраться и с пересадками, — рассказывает водитель автобуса Андрей Эпов, — Но будет подороже и подольше. Доезжаете до Чернышевска [райцентр], там ищете водителя и оттуда до Букачачи».

По дороге в поселок — несколько населенных пунктов и закусочных. Андрей советует «решить все вопросы» в пути: закупить продукты, потому что в поселковых магазинах «заоблачные цены», и позвонить знакомым, которые должны встречать, — в Букачаче нет интернета и проблемы со связью.

Все время пути у водителя не замолкает телефон: по громкой связи слышны голоса собеседников.

— Андрей, у тебя есть места на среду? — звучит из динамика мужской голос. — Собираюсь домой.

— А ты на Украину разве не уехал?

— Кто тебе такое сказал? Что мне там делать? Под мобилизацию не подпадаю, да и за кого, за что воевать? Они бы для начала наш поселок в порядок привели, а потом еще земли присоединяли.

Голос в телефоне замолкает.

— А вы когда-нибудь были в Мариуполе? — обращается ко мне водитель.

— Нет, только слышала о нем.

— Значит, сегодня побываете. У нас в Букачаче как после войны. Только есть отличие: Мариуполь-то выстроят, а мы как жили в разрухе, так и продолжим.

На въезде в поселок нас встречает «галочка» — указатель и межевой, придорожный крест. Такие в России с давних времен ставят рядом с селениями, вдоль дороги, чтобы путник мог воздать молитву Всевышнему за окончание трудного пути. В Букачаче его установили в 2010 году.

Сегодня в поселке проживает 1200 человек. В советские времена здесь работали завод металлоизделий, известковый завод, швейная фабрика и леспромхоз, а местная шахта до 1998 года снабжала углем страну. К началу этого столетия все предприятия здесь закрылись. Осталась только угледобыча.

— Власти о Букачаче забыли, а вспомнили только сейчас, во время мобилизации. В поселке с молодежью и так плохо: работы нет, вот все и уезжают на вахту или в другие города, — рассказывает Андрей. — Тех, кто еще оставался здесь, недавно мобилизовали. День мобилизации помню: я только приехал в поселок и зашел в магазин. Смотрю: а там женщины в слезах, рассказывают, что военкомы парней прямо из домов забрали, в автобус посадили и повезли в Читу. Кого-то потом вернули, конечно. Но очень мало. Рассказывают, что один из мобилизованных, из военной части в Песчанке (войсковая часть 21250 дислоцируется в поселке Песчанка недалеко от Читы) написал на имя президента письмо. Писал, что не дают нормального обмундирования, что в части все поголовно бухают. Потом туда комиссия с губернатором приезжала разбираться.

В начале ноября в воинскую часть в Песчанке под Читой, где находились и мобилизованные из Букачачи, действительно приезжала комиссия во главе с губернатором края Александром Осиповым. Часть мобилизованных перед этим визитом выгнали за территорию расположения. По одной из версий, командование не хотело, чтобы чиновник увидел осенние берцы на ногах призывников.

«Мобилизовали единственного пекаря и водовоза»

— В конце сентября последние рабочие мужики ушли. Мобилизовали единственного пекаря и водовоза нашего, Максима Чупина. Одинокий парень, семьи нет. В последний месяц перед мобилизацией он работал и на карьере, и воду возил. Однажды сказал, что по-хорошему надо бы только на карьере остаться. Но он понимал, что работать водовозом некому, и нас не бросал. А потом объявили эту мобилизацию. Работать теперь некому, возить воду некому, — рассказывает Наталья. Она живет в поселке большую часть жизни. До пенсии работала в местном магазине. Воду, как и все жители поселка, Наталья набирает теперь сама в колодце и тащит домой, на другой конец поселка.

— Сейчас еще и зима, дворников у нас нет, поэтому наледь. Непросто с ведрами-то идти.

— Неужели нельзя было найти вашему водовозу замену?

— После мобилизации остались либо пенсионеры, либо алкоголики. Нашли было замену водовозу — он оказался из вторых, любит к бутылке приложиться. Вот и уволили. Можно договориться с частниками — и воду привезут. 150 рублей за бочку. Но откуда нам взять такие деньги?

— ​Не пытались вы как-то возмутиться происходящим, может быть, хотя бы потребовать, чтобы воду вам как-то развозили по домам?

— А что толку возмущаться? Если б помогало. Вот только страшно. У меня в Чернышевске живет дочь с внуком. Вот боимся за него. У него два одноклассника уже погибли на Украине. Одного недавно похоронили. Срочником был.

— ​Но срочников же нельзя отправлять.

— Это на словах. На деле отправляют.

— Раньше здесь люди были добрее, — вспоминает Наталья, — наверное, потому, что жизнь была лучше. К нам приезжали со всех районов края. Одни — на заработки, другие — просто отдохнуть. Здесь же было все: и дом культуры, и парк. Мы жили и горя не знали. Все изменилось. Нам жизнь каждый раз преподносит новые сюрпризы. То цены в магазинах повышают, то предприятия закрывают. Теперь вот мобилизация.

27-летний житель поселка Гера работал на местном карьере, добывал уголь. Повестку получил 22 сентября.

— Как и всех, из дома его забрали, погрузили в автобус и увезли, — рассказывает его мать Ирина. — Сейчас он в Ростове, говорит, что перевозит оттуда снаряжение на Донбасс. К теме войны относился нейтрально, но когда я предложила ему попытаться спасти его от мобилизации, отказался. Сказал, что если родина позвала, будут воевать. Больше уговаривать его я не стала.

«Разговоры о важном»

У средней школы № 10 — остановка, разрисована буквами Z и V.

— Видите, какие мы патриотичные? — смеется местная жительница Галина. — А то, что остановка уже больше года не используется по надобности, — об этом мало кто говорит. Раньше она была предназначена для школьного автобуса. Сейчас водителя у нас нет.

— ​А как в школу детей привозят?

— Одни дети приходят сами, если в семьях есть своя машина — привозят. Что тоже накладно: бензин у нас дорогой. Можно еще вызвать такси, но это тоже накладно: одна поездка выходит дороже 150 рублей.

Сейчас в местной школе учится 199 детей.

— В числе наших выпускников очень много талантливых ребят, — рассказывает учительница истории Елена Грицко. — Мы принимаем участие в различных олимпиадах, завоевываем призовые места.

— Но нам ничего не предоставляют власти. Преподаватель физкультуры за свои средства покупает мячи, а в компьютерном классе на технику без слез не взглянешь. Большинство компьютеров устарели и давно вышли из строя.

— А главное, интернета у нас нет. Мобильная связь в поселке почти не ловит, интернет появляется только ночью, и то не всегда.

— Даже методические материалы для работы с учениками скачать практически невозможно, — говорит Елена. — Раньше с этим было проще. Мы пользовались тем, что уже знаем. Но во время «спецоперации» ввели «уроки о важном». Для этого нужно работать по специальным методичкам, которые надо скачивать еженедельно. Это игры, планы проведения занятий. Иногда получается скачать, иногда — нет.

— ​А когда не получается, как справляетесь?

— Рассказываем ученикам то, что знаем сами. У нас разве есть выход? У нас же всегда так: задание дадут, а о том, возможна ли его реализация, даже не подумают.

— ​В вашей школе у многих учеников родственников забрали на войну?

— Да, достаточно. Сначала увезли 25 человек, потом девятерых вернули.

«Не долг, а боязнь, как посмотрят соседи, если откажешься»

Среди тех, кого с войны не вернули, — владелец местной частной пекарни. Государственная пекарня сгорела в поселке еще 90-е годы прошлого века, руины ее так и не убрали.

— Открывали пекарню мы с мужем 20 лет назад еще, — вспоминает Татьяна Ахмадулина. — Дело пошло сразу. Но с годами физически сложно стало, и руководство пекарней взял на себя мой сын Владислав.

Татьяна Ахмадулина показывает цех.

— Для меня выпечка — дело всей жизни, — рассказывает она. — Только скоро, видимо, придется пекарню закрыть. Правда, тогда и поселок останется без хлеба. А мне уже физически трудно, да и неизвестно, вернется ли сын из Украины.

Владислава мобилизовали в 20-х числах сентября. Ему вручили повестку лично в руки и сразу же отправили в Читу для военной подготовки. Сейчас он уже воюет в Украине.

— Он же в прошлом служил в милиции, поэтому и подпал под мобилизацию. Но что нас всех привело в шок: его забрали из Чернышевска (райцентр) по дороге сюда с мукой, чтобы печь хлеб, — вспоминает Татьяна. — Он попросил, чтобы ему дали возможность довезти груз в поселок. Отказали. Нам пришлось самим водителя искать и вывозить муку оттуда.

— ​А вы не пробовали получить бронь для него?

— Он сам отказался. Сказал, что, во-первых, это бессмысленно, во-вторых, что служить — это его долг. По-моему, тут не долг, а боязнь, как посмотрят соседи, если откажешься. Сейчас я очень жалею, что послушалась его, зря. Все-таки попробую его вернуть, напишу в прокуратуру. Страшно, конечно, страшно за сына. Тем более сейчас, когда узнала, как их наша армия снабжает. Сын ведь за свой счет все покупал. Даже запчасти для БТР! Даже инструменты. Говорит, что там им ничего казенного не дают.

«Нам сказали, что мы не имеем права на помощь от властей»

Надежда и Николай Огарковы — коренные букачачинцы. Здесь родились, учились, здесь же и работали. Познакомились на заводе металлоизделий и больше не расставались.

— Не поверите, но мы в конце октября отметили 50 лет совместной жизни, — рассказывает Надежда. — К нам приехали дети, внуки. Только вот младшего, Саши, с нами не было.

Александру Огаркову 24 года, до лета 2022 года он жил в поселке и работал на местном угледобывающем предприятии.

— У нас с работой очень плохо, — говорит Николай Огарков, — поэтому он решил поехать во Владивосток. Он же там срочную службу проходил. Вот с сослуживцем и решили туда уехать. Там его и мобилизовали. Он нам толком ничего и не рассказывал. Позвонил один раз, сказал, что в Украину забирают. Неделю побыл на обучении, и все. Он уже месяц на войне.

Николай подходит к печи подбросить угля.

— А с углем у нас знаете, что вышло? — говорит Надежда. — Семьям мобилизованных выдавали дрова или уголь. А нам сказали, что нам ничего положено. Не имеем права на помощь от властей. Потому что, видите ли, Сашу призвал военкомат Владивостока. Мы в администрации говорим: «Так он же прописан в Букачаче». А она вид сделала, будто и не слышит.

«И так мрем как мухи, скоро будем молодых хоронить»

В Букачаче два кладбища. Пенсионер Андрей показывает нам одно из них. Здесь в глубине леса стоит памятная плита захороненным японским военным. С 1945 по 1947 год на территории тогда Читинской области (сейчас Забайкальский край) располагалось пять лагерей военнопленных бывшей Квантунской армии. В Чернышевском районе дислоцировался лагерь № 23 с двумя отделениями в Букачаче. Хоронили пленных на отдельном погосте.

— Но в начале нулевых приехали сюда их потомки, — рассказывает Андрей. — Мы выкапывали останки, а японцы их на родину увезли. Нам тогда за работу долларами платили.

— Кладбище растет быстро. Из-за того, что в наших краях уголь добывают, место тут, скажем так, не для жизни. Мы и так мрем как мухи, без войны, — вздыхает пенсионер. — А скоро еще и молодых хоронить придется. Тех, которых с Украины привезут. Вот смотрите, уже и землю для новых захоронений здесь выделили.

Андрей показывает кладбищенский участок земли под снегом и добавляет:

— Сказали, что если этого места не хватит, еще выделят.