Казахстанский поэт и музыкант Ермен Анти Ержанов, основатель культовой панк-группы «Адаптация» и автор песен, в интервью корреспонденту «Настоящего Времени» Виктору Кулганеку рассказал о жизни в Казахстане после Кровавого января, «Z-поэзии» и отношении казахстанцев к приезжим россиянам, бежавшим от мобилизации.
В начале 90-х основал в Казахстане панк-группу «Адаптация». Команда играла социальный, экзистенциальный панк и была одной из самых востребованных андерграундных групп на постсоветском пространстве. За 27 лет существования «Адаптация» записала 15 студийных альбомов и отыграла больше тысячи концертов. Ермен пишет песни и стихи, издаёт книги и пластинки, участвует в различных музыкальных и театральных проектах. В марте 2022 года Ермен Ержанов осудил полномасштабное вторжение России в Украину. С тех пор музыкант не был в России, гастролирует в Казахстане и в Европе.
«АКИМАТЫ ПРОСЯТ ОГНЯ» И КРОВАВЫЙ ЯНВАРЬ
— Привет. Спасибо, что пришёл на это интервью. Мы не будем обманывать наших зрителей и делать вид, что мы не знакомы. Мы знакомы с тобой уже несколько десятков лет. Мы начинали с тобой в начале 90-х как андерграунд и независимые музыканты, ты — в Казахстане, я — в России. Куда за эти годы пришла Россия, мы в общем-то понимаем, тут говорить особо нечего. Куда твоя страна пришла, как ты считаешь?
— Моя страна сейчас, наверное, переживает такой переходный момент. Самое главное — то, что удалось сделать, по событиям января 2022 года: страна избавилась от личности президента Назарбаева, который стоял во главе страны, наверное, с 1988 года. И образ страны, и всё, что внутри происходило, всё зависело только от него. Поэтому то, что мы перевернули эту страницу своей истории, — это уже очень большой шаг. Недаром в январе 2022 года основным лозунгом этих событий, Кровавого января, был «Шал, кет» («Старик, уходи!»), потому что всем это уже надоело, всех это достало. И сейчас мы на новом этапе.
А роль Назарбаева, наверное, будут историки обсуждать, потому что в его деятельности, карьере есть, наверное, и положительные моменты, особенно в 90-х годах в плане экономических реформ. Но он не выдержал испытания медными трубами, то есть власть его, родственники и он оставили нам самое ужасное наследие — это коррупция, которую очень тяжело искоренить. Сейчас страна пытается это сделать, и многие люди по инерции думали, что, сейчас он уйдёт — и сразу исчезнет коррупция, мы построим «Жана Казахстан» («Новый Казахстан»). Но на самом деле 10 лет, может, пройдет, если нам удастся победить, потому что это такая раковая опухоль, которая идет от него, он, судя по всему, брал сам и развратил окружение и народ.
— У тебя есть песня, написанная до этих событий, со словами «Акиматы просят огня». Ты уже тогда просто как поэт что-то чувствовал или в воздухе витало это ощущение?
— Песня 2016 года. Я просто понимал, что вокруг каждого областного города в Казахстане, в том числе и мегаполисов, таких как Астана или Алматы, образовался такой пояс бедности. Это казахские фавелы: люди живут на дачах, какие-то строят себе землянки, они просто живут выживанием.
— И натуральное хозяйство, очевидно?
— Это хорошо, если есть натуральное хозяйство. В основном многие подрабатывают где-то грузчиками, работают. Государство не уделяло им никакого внимания, среди этой молодежи, а там в основном молодежь, стали популярны идеи радикального ислама, салафизма. Все это рано или поздно должно было выстрелить. В 2016 году в октябре произошли крупные теракты, когда радикальные исламисты стреляли в людей, напали на часть Национальной гвардии, и пять дней все жили в «красном» режиме террористической угрозы. И все это по идее должно было рано или поздно выстрелить, если государство не начало бы уделять этому какое-то внимание, решать эту социальную проблему.
К сожалению, в 2022 году, когда это случилось, в Алматы разыграли именно этот вариант, когда помимо протестующих, тех, кто выходил поддержать нефтяников западного Казахстана и против действующего режима Назарбаева, вывели просто людей из бедных районов, связанных с криминалитетом. Им сказали: делайте, что хотите, чем больше шума, чем больше вы нагадите, тем будет интереснее все это потом показать — вот какой протест в Казахстане. И в Алматы началось мародерство.
— И не только в Алматы — ты же в Актобе был.
— В Актобе другая абсолютно ситуация. У нас очень сознательный народ оказался: за 3–4 дня протестов, несмотря на схватки с ОМОНом и последующую зачистку площади, не было сожжено ни одного магазина, ни одной машины, не была разбита ни одна витрина. Только в здании акимата на первом этаже был какой-то конфликт, и там сломали дверь и разбили пару стекол.
И в какой-то момент ОМОН — видать, получили приказ — снимается, полторы-две тысячи их было, садятся в автобусы и уезжают. Люди к ним подходят (они только что стреляли в этих людей) и делают с ними селфи, думают, что они переходят на сторону народа.
На самом деле, это я потом понял, что они получили приказ: уйдите и оставьте здание акимата восставшим, путь они его сожгут, нам нужна красивая картинка горящего здания — смотрите, что сделали восставшие. А восставшие после того, как уехал ОМОН, поставили ограждение вокруг акимата, выставили охрану, стали праздновать победу. Вечером я пришел туда со своей семьей, привел детей и говорю: смотрите, это очень важный исторический момент в жизни нашей страны, запомните это.
— То есть никакого акта мародерства?
— Никаких актов мародерства не было. В западном Казахстане этого не происходило, такие вещи были только в Алматы и где-то на юге, в Таразе, может быть. Актобе в этом плане оказался очень сознательным городом.
— Когда в те дни на несколько дней в страну зашли войска ОДКБ, там же 90 процентов войск ОДКБ — это Россия, то есть получилось, что страна несколько дней находилась под военной властью России.
— Третий день протестов в Актобе, я был на площади, и вдруг началось столкновение с ОМОНом. Это длилось около трех часов с переменным успехом. ОМОН применял резиновые пули, водометы, светошумовые гранаты, но люди отбегали и приходили опять. Там был мужчина, который кричал: «Ни в коем случае не расходитесь, иначе они нас потом поодиночке всех отловят».
— Ты даже с маленькими детьми пришел?
Поступает новость о введении войск ОДКБ. Удар обухом по голове
— Да, да. Проходит день-два — и поступает новость о введении войск ОДКБ. Это было как удар обухом по голове. Я понимал, что это ползучая оккупация, что зайти-то им будет легко, а вот выгнать их назад будет очень тяжело. В тот момент стали полностью глушить интернет, не было информации, мы созванивались по простым телефонам с друзьями из разных городов Казахстана, чтобы что-то узнать. Но стала появляться информация, что Токаев обещал, что в течение месяца они уйдут. Этих солдат никто на улицах городов Казахстана не видел, они охраняли стратегические объекты, то есть их не было ни в Алматы на улицах, ни в Актобе. Но прошло 10–12 дней, и Токаев объявляет, что миссия выполнена и будьте добры, спасибо за помощь, уходите назад. Так все были удивлены и рады, что войска ОДКБ собрались и уехали из страны.
— То есть это был наилучший вариант, очевидно, из имеющихся?
— Да, это лучший вариант. Эти события вообще могли привести, конечно, к плохим последствиям.
— Да, естественно. А тебе самому как после этого января (уже два года прошло) живется, тебе, твоим друзьям, твоему окружению — получше, полегче, посвободнее?
Были отменены концерты Лепса, Полины Гагариной, людей, которые поддерживают войну в Украине
— Меня радует то, что в стране сейчас, благодаря вот этим процессам, власть стала немножко по-другому относиться к мнению людей, и появилась такая вещь, как низовая демократия, инициатива снизу, то есть всякие онлайн-петиции, на которые власть вынуждена реагировать. Если касаться моей деятельности, музыкальной, у нас, например, благодаря общественности были отменены концерты Лепса, Полины Гагариной, людей, которые поддерживают войну в Украине, которые призывают зарабатывать, готовы платить деньги за подбитые танки. В случае с Лепсом была большая шумиха, где граждане Казахстана говорили: пусть он свои миллионы зарабатывает у себя в России, но ни в коем случае не в Казахстане. И власть вынуждена была это услышать и отменила эти концерты. Это самое начало, может, все это заглохнет, но в данный момент это работает, и это очень хорошо.
«ЧЁРНЫЙ КАРНАВАЛ» И ВОЙНА В УКРАИНЕ
— После Кровавого января 2022-го наступает 24 февраля и полномасштабное вторжение России в Украину. Как ты узнал об этом событии, где ты был в это время?
Разделились наши слушатели в Казахстане, в Актобе, в России
— Я дома утром проснулся, получил СМС от одного товарища из Новосибирска, он мне сообщил, что началась война. Естественно, я сразу в телефон, включил ютуб, чтобы что-то смотреть. Это был шок, конечно, в первые несколько дней для всех. Я последние, наверное, полгода утверждал, что война будет: количество войск на границе, все идет к войне, но внутренне все равно я думал, успокаивал себя, что этого не случится, это просто какой-то политический шантаж, ну не может до этого дойти, как бы, вроде. Но, к сожалению, вот так вот случилось. Да, мы жили, особенно первые несколько месяцев, в таком шоке, разделились наши слушатели в Казахстане, в Актобе, в России. Я отменил концерты свои, у меня были запланированы в марте, к 30-летию группы. Мне надо было все это понять.
— В России отменил концерты?
— Да, в России отменил концерты. Мы успели сыграть тур по Казахстану, когда самые первые события только произошли, и мы сидели в телеграм-каналах, саунд-чек провели и сидим, все смотрим, получаем какую-то информацию. Так и живем. Война, конечно, сгладила, я думаю, какие-то годы жизни у нас забрала, потому что это такое нервное потрясение.
— Тебе в России после этого предлагали еще концерты делать, после начала войны?
— Были какие-то предложения, но было понятно, я тогда отказывался идейно, а сейчас это уже и небезопасно, учитывая события, которые происходят там с музыкантами, актерами, артистами.
— А в Украину зовут выступать?
— Сейчас, я думаю, в Украине совсем не до концертов. Если они там, наверное, происходят, то играют местные артисты, а приезжать из Казахстана — это и логистика очень большая.
— А гипотетически, если бы позвали, поехал бы?
— Да, поехал бы, конечно. В Киев с удовольствием съездил бы, сыграл. Я много раз там выступал, любимый город.
«ОСТАНОВИТЕ ВОЙНУ» И Z-ПОЕЗД АРТИСТОВ
— У тебя во время войны вышла книжка Nomad punk, которую ты начал писать еще до войны, а закончил, когда война уже шла. Расскажи в двух словах про эту книгу.
— Это автобиографическая книга, которую я решил написать во время пандемии. Было время, я как раз распустил свою первую группу и решил обо всем этом рассказать. Процесс написания книги занял не только пандемию, но и события Кровавого января, события начала войны в Украине, мне пришлось об этом тоже писать. В издательстве, которое должно было издавать эту книгу, это мои друзья в Москве, они посмотрели, попросили убрать несколько глав из этой книги, говорят, тогда мы опубликуем, будет хороший тираж. Но я не мог.
Есть артисты, я не хочу их никак оскорбить, которые могли не написать про это, и ничего бы в их книге страшного не произошло. Но «Адаптация» — все-таки группа такая социальная, на острие жизни, поэтому выпустить книгу и не написать, например, о том, что произошло в Казахстане в 2022 году, не высказать свое отношение к начавшейся войне, для меня было непостижимо. Книга была бы неполной, кастрированной. И я все-таки решил издавать ее сам в Казахстане, но оставить без купюр, и потом уже, со временем, как вижу, я оказался прав. Я рад, что я все это написал, это в общем такая полная книжка.
— Я с тобой полностью солидарен, как раз хотел зачитать один фрагмент и по нему задать вопрос, потому что когда я эту книгу читал (ты мне ее прислал полтора года назад), меня потрясло, что помимо рассказов о становлении твоей группы, тебя, твоих друзей, наших общих друзей, ты там очень точно и четко описал то, что случилось, в частности, после 24 февраля: «…оказалось, что можно всю жизнь любить книги братьев Стругацких, слушать Летова, Моррисона и при этом рассуждать о сакральности буквы "Z" и называть агрессию священной войной, можно считать себя человеком, живущим по заветам Христа, и одновременно утверждать, что завоевать Украину надо было еще восемь лет назад малой кровью, и что такое малая кровь и чем она измеряется. А еще можно всю жизнь прожить в актюбинском районе Шанхай (район г. Актобе) и вдруг 24 февраля решить, что тебя подняли с колен, и ждать армию освободителей в Актобе». Как ты думаешь, почему многие из музыкальных людей нашего окружения, люди, которые начинали в начале 90-х, которые были рады развалу Советского Союза, которые росли на этих самых песнях свободы, в диапазоне того же Моррисона, «Аквариума», Летова и т.д., почему же они выбрали эту темную сторону?
Есть такая масса, самая подленькая, которых интересуют деньги, которые думают заскочить в Z-поезд и нарубить бабла
— Я думаю, здесь несколько причин есть, в каждом конкретном случае надо рассматривать отдельно. Есть такая масса, самая подленькая, которых интересуют деньги, которые увидели, что сейчас на этом можно заработать, и они думают заскочить в этот Z-поезд и нарубить бабла. Довольно примитивно, пошло, но для кого-то это срабатывает. Но они не понимают одного: эта кормушка не такая большая, и многие желающие туда и замазавшиеся, уже их просто не пускают к кормушке, потому что у кормушки сидят уже старенькие дяденьки, которые никого туда не подпустят.
— Там свои Чичерины, Скляры, Прилепины.
— Да. Какому-нибудь Илье Черту, который все время говорил о духовных ценностях и вдруг намалевал на себе букву «Z», там не светит ничего, его позвали, кинут там копейку какую-то. Он ничего не получит. Есть другой момент: люди идейные, с имперским мышлением, которые раньше его может быть даже особо и не скрывали, просто оно не было востребовано.
В 2014 году начался первый раздрай в андеграунде
Они проявили себя в первый раз в 2014 году, когда случился Крым. Тогда начался первый раздрай, даже в андеграунде среди музыкантов кто-то поддержал, а кто-то нет. Как-то тогда посчитали, что этот человек считает так, этот — иначе: у каждого свое мнение, давайте жить в мире. И продолжали общение, а уже в 2022 году, конечно, пришлось каждому выбирать сторону. Есть те, кто просто обманут пропагандой. Пропаганда работает на полную катушку. То, что ты зачитал, это же про конкретных людей. Человек, который живет в Актюбинске на районе Шанхай и вдруг ждет армию освободителей — я видел, как он съезжал с катушек — он стал смотреть телевизор.
— Кстати, про телевидение. В одном из твоих интервью годичной или полуторагодичной давности ты сказал, что хорошо, что в Казахстане нет своего Соловьева, то есть «у нас есть российский Соловьев, который вещает». Российское телевидение вещает в Казахстане?
— Вещает до сих пор, и это большая проблема. В принципе я уже как-то говорил: государство не заботится о психическом здоровье своих граждан, потому что сейчас уже такое бывает, что люди сходят с ума. Я видел на улице человека, который ходил с утра в подвыпившем состоянии и орал, что он поедет воевать в Украину, что он какой-то снайпер. Он смотрит телевизор.
— Это ты видел в Казахстане человека, который поедет воевать в Украину, но на стороне России, я так понимаю?
— Да, он безумен был. Я понимаю, что он пересмотрел телевизор, и все это с его алкоголизмом смешивается, у него такая агрессия появляется. Эта агрессия может выплеснуться в любой момент. Хорошо, что у нас все-таки работают законы, и есть несколько случаев, когда людей, которые призывали к сепаратизму, граждан Казахстана, которые призывали: «Путин, освободи Уральск, освободи Костанай!», — привлекали к ответственности. Таких случаев около семи, наверное. Люди получали сроки по шесть-семь лет за проявление сепаратизма.
Также у нас работает закон с 2014 года, и я знаю, что есть люди, которые принимали участие в вооруженных конфликтах на Донбассе или сейчас поехали в Украину, и если они возвращаются назад, они подвергаются уголовному преследованию. Это очень важно.
— Понятно, что в нашем окружения остались только те люди, которые не поддерживают войну. Но какие-то люди очевидно были, те, которых ты в книге упоминал, и так далее — ты с кем-то из них поддерживаешь связь, пытаешься разубедить? Или уже бросил?
— Уже нет. У меня, может быть, один-два товарища остались, которые более, скажем так, лояльные, не совсем «зетнулись», я с ними поддерживаю отношения на уровне какой-то переписки, а так нет, пути разошлись.
— Я так понимаю, что с тех пор, как началась война, ты перестал ездить в Россию. Ты гастролируешь в Казахстане и по Европе, и сейчас мы с тобой в Европе. Насколько я знаю, ты начинаешь все концерты своей песней «Остановите войну».
— Сейчас нет, а в первый год войны или года за два до войны да, начинал этой песней. Сейчас уже появились другие песни, которые надо петь. Но эта песня всегда в программе есть.
—Давай вернемся в твою страну, в Казахстан. Как ты считаешь, люди, которые там живут — не сумасшедшие, которые собираются ехать воевать, а обычные люди, обыватели, средний класс — как они восприняли эту войну, российскую агрессию? Учитывая, что гипотетически они могут оказаться следующими, потому что у России есть притязания на север Казахстана.
— Опять-таки, зависит от того, как люди мыслили до этого. То есть, например, те, кто смотрели российское телевидение и находятся в этом дискурсе, они, естественно, поддержали. И таких особенно в западных и северных областях очень много — людей, которые находятся в этом информационном пространстве. Среди них есть и казахи, которые смотрят телевизор и считают, что все, что там говорят, это и есть правда.
Большая часть казахстанцев понимают, что от РФ исходит угроза не только Украине, но и Грузии, и Казахстану
Но все-таки большая часть казахстанцев, насколько я могу судить по фейсбуку и прессе, выступили против войны, потому что они понимают, что от России исходит угроза не только Украине, но и Грузии, и Казахстану. С начала обретения независимости Казахстаном Казахстан и Беларусь были единственными союзниками России в военном плане, дипломатическом очень близки. Но последние 10 лет каждый год мы слышим от разных российских политиков какие-то территориальные претензии к Казахстану, какие-то политические претензии в том плане, что якобы у нас запрещают русский язык. Все это надумано, и все это преподается в таком милитаристском ключе.
Естественно, мы это помним: когда тот же Жириновский говорил такие вещи про Казахстан, мы не можем это забыть. Он не просто клоун. Говорят: «Да не обращайте внимания, это неофициальная точка зрения». Человек в Думе сидел, на каждых президентских выборах баллотировался в президенты — как мы можем не учитывать его мнение? Это мнение российской элиты, не всей, но какой-то ее части.
В декабре 2020 года несколько депутатов Госдумы РФ заявили в СМИ, что «территория Казахстана —большой подарок со стороны России и СССР», и намекнули: «Нищеброды, отдавайте территорию, Алматы и все остальное»:
«МОБИЛИЗАЦИОННЫЙ ВАЛЬС» И РЕЛОКАНТЫ ИЗ РОССИИ
— Безусловно, плюс это еще носит характер прощупывания почвы. Скажи, пожалуйста, после 24 февраля в Казахстан приехало очень много людей из России: кто-то спасался от мобилизации, кто-то от войны, кто-то просто изменил свою жизнь и релоцировался, и так далее. Как твоя страна ощутила на себе этот большой наплыв?
Актобе был забит молодыми людьми русской национальности, мы ходили, помогали
— Первый поток особо не был заметен после начала войны — может быть, где-то в аэропортах было видно. Все случилось в сентябре после мобилизации. Мой город Актобе находится в ста километрах от границы с Россией. Дней пять, неделю, наверное, город был просто забит молодыми людьми русской национальности с бородками, с чемоданами, такие интеллигентные ребята приехали, мы ходили, помогали, то есть на улице давали советы, где сим-карту приобрести, как себя вести с местным населением. Для кого-то это был транзит, эти люди уехали в первую же неделю. Кто-то, я знаю, до сих пор остался и живет. Люди отнеслись с пониманием. Единственное что, конечно, из-за прибытия такого большого количества людей поднялись цены на квартиры.
— Как и в Армении, и в Грузии.
— Да, и были случаи, когда хозяева просили местных студентов, которые по-черному платили, без договоров, покинуть квартиру, потому что приехали те, кто может заплатить в три раза больше. Но это на совести тех, кто сдает жилье.
— Как ты считаешь, по твоему ощущению, по ощущению твоих друзей и твоего окружения, этот приезд большого количества россиян в Казахстан — это, скорее, свежая кровь для будущего страны или миграционная обуза и взвинченные цены?
В Алматы сейчас ренессанс благодаря тому, что приехала свежая кровь
— Мне кажется, большая часть разъехалась. Те, кто остались, люди в основном с работой, они работают. Культурные деятели, музыканты, театралы, художники — в Алматы сейчас ренессанс благодаря тому, что приехала свежая кровь. Алматы и так был энергетическим городом в плане культурных акций, а сейчас это центр типа Петербурга. Это благодаря тому, что приехали люди из России, которые добавили свежую кровь.
— Скажи, пожалуйста, если уж мы о культурном ренессансе заговорили. Ты же главную свою группу «Адаптация» распустил довольно давно. После этого ты сольно выступал, потом у тебя был и есть проект «Артхаус-комьюнити». Я так понимаю, что сейчас ты уже пошел дальше, у тебя есть театральные проекты, то есть ты расширяешь свою палитру как художника.
— Да. Я сейчас вообще выступаю сольно. А «Артхаус-комьюнити», где мне хотелось, чтобы были и арт, и хаус, и комьюнити, как раз вылился в проект с алматинским театром «Артишок» (ARTиШОК). Режиссер театра Антон Болкунов лет двадцать ходит на мои концерты. И вот он предложил: «Давайте вы будете играть, я выберу песни, и мы сделаем такой классный перформанс». Для меня это был отличный опыт, мы собрали два аншлага в Алматы в апреле и сейчас повторили — опять был аншлаг. Есть идея это куда-то свозить, показать. Но это требует определенных затрат.
— Ну да, потому что все-таки театр и музыка — это довольно дорого. Я видел только в ютубе, живьем, к сожалению, не был, но это очень впечатляет, очень красиво. Скажи, пожалуйста, а каков твой круг общения сейчас в Казахстане? Это твои старые друзья или новые коллеги, друзья, соратники?
— Смотря в каком городе. В Актобе я веду довольно замкнутый образ жизни: музыканты, группа, пара старых друзей, семья. Потому что с возрастом круг как-то уменьшился: кто-то уже умер, кто-то уехал. Был такой момент года четыре назад, я обратил внимание, что новый альбом Нила Янга вышел. И кроме супруги, мне не с кем его обсудить.
— У меня так же.
— Просто заметил. А тех, кто слушал Нила Янга со мной двадцать лет назад, уже и на свете нет либо они уехали. В Алматы интересно, там очень много людей, это основной город, куда я езжу. Там и блогеры, и журналисты, и театралы, и музыканты. То есть я все-таки хочу сейчас сконцентрировать свою деятельность в Алматы, а в Актобе у меня просто как порт приписки. Как у меня группа была пять лет в Петербурге, а я жил между Актобе и Санкт-Петербургом.
— Какие-то новые проекты планируешь — музыкальные, поэтические, театральные?
— Надо закончить второй поэтический сборник и сдать его. В планах издать еще несколько старых архивных винилов и закончить пластинку. Это все-таки должна быть трилогия: «Груз-2022», «Черный карнавал» и у меня в голове есть еще один EP, который я должен записать. И это будет как раз трилогия об этих днях. А что-то планировать слишком далеко я не могу. Время такое: у меня есть понимание того, что ситуация, к сожалению, будет ухудшаться. Поэтому что-то далеко планировать я не берусь.
«СЛОВО ПАЦАНА» И ВОЗРОЖДЕНИЕ СССР
— Большой горизонт планирования сейчас, конечно, не предусматривается. Еще месяц назад, когда я предполагал, что мы запишем это интервью, я не думал этой темы вообще касаться, потому что ее практически не было. Но сейчас она всплыла — в первую очередь, в России, но и Казахстана тоже коснулась. Сериал «Слово пацана», о котором сейчас только ленивый не сказал: плохо, хорошо и так далее. В Казахстане его же даже хотели запретить, насколько я знаю.
— Сейчас ведутся разговоры.
— Да, была такая инициатива. Ты сам смотрел?
— Я даже первую серию до конца не смог досмотреть.
— Почему?
Закон таков: кто сильнее, тот и прав
— Понимаешь, я застал этот период, когда он был в Актобе. Это конец 80-х годов, даже, наверное, годы 1989–1990. Ребята там дрались друг с другом, простое хулиганье, до армии бесились, потом приходили и жили нормальной жизнью. И вдруг в какой-то момент все эти дворовые банды криминализировались: тюрьма протянула свою руку во двор, в школы, начался рэкет, наркотики, кражи — все это буквально за полгода.
Я анализировал и не мог понять: что произошло, что случилось. И несколько лет назад один человек мне рассказал возможный ответ: тогда у пары крупных кинотеатров в Актобе показывали вечерами какие-то документальные фильмы бесплатно, в том числе фильмы об этих моталках из Казани. И он говорит, что они могли просто скопировать этот момент. Я знаю, к чему это все приведет. Героизировать этих людей, этих подростков вообще смысла нет. Это ужасно, на мой взгляд, это насилие над личностью, в первую очередь, что они пропагандируют. Тут нет никакой дружбы, ответственности, постоять за своего друга. Здесь, в первую очередь, насилие и унижение. Закон таков: кто сильнее, тот и прав. И сами же ребята, которые герои, типа дворовые герои — в любой момент могут подойти люди постарше и заставить их мыть свою машину на морозе.
— Я досмотрел фильм до конца, и он, наверное, тем и хорош, тем и понравился мне, что там как раз героизации-то ноль и романтизации ноль. Там ровно то, о чем ты говоришь, что любое насилие порождает еще большее насилие, что это все замкнутый порочный круг, что слово пацана ничего не стоит — это как название оно звучит. Почему в России хотят его запретить, я плюс-минус понимаю: многие кинокритики и социологи говорят, что это сериал не столько о прошлом России, сколько о ее будущем. А в Казахстане почему его хотят запретить?
— Они, мне кажется, не хотят возникновения молодежных банд. Потому что дети посмотрят и поймут, увидят в этом что-то другое, могут увидеть. А у нас, слава богу, этот период прошел. В нулевых (это, наверное, связано с выходом российского сериала «Бригада») у нас был момент, когда опять вдруг стали появляться гопники. Но как-то все это притихло, и сейчас уже лет 10–15 как приедешь в Казахстан, и среди молодежи лысых нет, условно говоря. С разными прическами, по-разному одеваются, они интегрированы в свое пространство, в мировое. Люди ездят учиться в разные страны.
Для них эти все какие-то безумные вещи: возрождение Советского Союза или какое-то черносотенство — это бред полный, они далеки от этого. Наверное, власти боятся, что, посмотрев этот фильм, они опять могут начать сбиваться в какие-то группировки. Такое было в России, я помню, году в 2003–2004. В нулевые однажды в Оренбурге мы идем по центральной улице, Советской, я говорю своим парням: «Обратите внимание, нет лысых, гопников нет». Оренбург славился всегда своими гопниками, мы с ними дрались и днем, и ночью. Смотрите, какие ходят красивые люди: в модных майках, прически хорошие, одеты по-современному. И как-то обратили внимание. А потом вышел фильм «Бригада» через какое-то время, пошли майки с «Бригадой». И потом бах, опять проходит несколько лет, идем по Советской, а там опять одни лысые.
— То есть та самая пропаганда.
— Да. А возникновение АУЕ — это же только в России, у нас в Казахстане такого нет, это даже трудно себе представить. Я был в Сибири на гастролях в 2016 году, и мне рассказали об этой вещи. Я был просто в шоке, как это могло возникнуть. И такой фильм может тоже спровоцировать, если дети-подростки неправильно его поймут, хотя я не сторонник запретов. Запрещать не надо, он в сети все равно будет, они найдут. Чтобы они друг к другу с флешками ходили и смотрели этот фильм? Зачем так делать? Пусть будет. Снимите другой фильм какой-нибудь, про другую молодежь, с другой стороны покажите.
КОММЕНТАРИИ