Корреспондент Азаттыка провел три дня в Иле-Алатауском национальном парке, чтобы узнать, как живут и работают лесники в Казахстане. Болат Байгозиев, работающий инспектором лесного хозяйства и животного мира уже больше 20 лет, рассказал о своей жизни в лесу.
Скромный белый домик окружен забором-штакетником, за которым бурлит шумная горная речка. За забором — поросшие еловым лесом холмы, дальше — снежные горные пики. По другую сторону домика — неказистый сарай и загон с двумя мохнатыми жеребятами. Прошлой зимой их было четверо, но двоих зарезали спустившиеся с холмов волки. Еще здесь не ловит сотовая связь, плохо работает телевидение, а из крана бежит родниковая вода, которой даже больно умываться — ледяная. В этом домике вместе с женой и детьми уже 20 лет живет Болат Байгозиев, госинспектор по охране животного и растительного мира Иле-Алатауского национального парка. Себя Болат называет просто — лесник.
Инспектором лесного хозяйства Болат стал в конце 90-х, когда с работой по специальности были проблемы (ее попросту не было), а жизнь в лесу была ему знакома с самого детства.
— У нас отец был лесником, зарплата у него была маленькая, а семья большая: нас было четверо братьев и пятеро сестер, — рассказывает лесник, пока мы собираемся в горы. — И мы в лесу работали, зарабатывали деньги на себя. Весна придет — деревья сажаем, затем — прополка, потом — сено вокруг саженцев косим, готовим почву под новые деревья. В общем, весь сезон работали и хорошо зарабатывали — к школе одежду покупали, всякие тетрадки, карандаши.
— А сейчас нормальная зарплата у лесников? — спрашиваю.
— Да какая нормальная: недавно до 68 тысяч [тенге] подняли, — отвечает лесник. — Поэтому держим корову, хозяйство. Ну и дом почти мой, сижу на договоре — построил своими силами, на собственные средства. За свет сами платим, уголь сами покупаем.
По словам Болата, дом, в котором он сейчас живет, построил своими силами. В конце 90-х, когда начинал работать лесником, государство не могло выделить деньги на жилье. Тогда Болат разобрал свой дом в Жаланаше (село в Райымбекском районе Алматинской области. — Азаттык) и перевез его на место работы. Надеется, что, когда уйдет на пенсию, дом оставят ему.
В небольшом хозяйстве, помимо коровы и лошадей, у Болата есть две собаки — Карабек (потому что черный) и Барсук (потому что серый). Карабек, как на веревочке, бегает за хозяином. Даже когда Болат отправляется в лес на своей старенькой «Ниве», пес бежит впереди машины, наперед зная, куда поедет лесник. Барсук — очень трусливый, всё время где-то прячется. Болат объясняет, что это детская травма: когда-то щенка едва не утащили шакалы (хищники рядом с домом — дело привычное). Барсука удалось спасти, но с тех пор он всего боится и старается не выходить в большой мир.
ПО ТРОПАМ ЛЕСНИКА
Лесник-инспектор должен патрулировать закрепленную за ним территорию и следить за порядком: пресекать незаконную вырубку деревьев, наблюдать за туристами — чтобы не разводили костры и не оставляли мусор, — задерживать браконьеров.
Вместе с Болатом отправляемся в лес: оставить подкормку для диких животных и обследовать окрестности — не появлялся ли на территории кто-нибудь из двуногих.
Территория Болата Байгозиева — 1008 гектаров поросших лесом холмов, которые инспектор регулярно объезжает на лошади или на старенькой «Ниве». А там, где не пройти ни верхом, ни на машине, приходится, как сейчас, топать пешком.
Критически осмотрев мою обувь, Болат выдает мне резиновые сапоги с протекторами: там, куда мы отправляемся, ботинки бесполезны. Вскоре выясняется, что и от сапог польза невелика: когда по пояс уходишь в рыхлый, подтаявший снег, брезентовые «заглушки» сапог совершенно не помогают — стельки начинают противно хлюпать, одежда тяжелеет от влаги, идти становится тяжело. Поэтому время от времени устраиваем небольшие привалы. Болат достает бинокль — на дальних холмах можно увидеть косуль и кабанов: они выходят греться на «солнцепек».
Свои наблюдения лесник записывает в специальный дневник, а еще фотографирует — вместе с биноклем на шее болтается цифровой фотоаппарат с хорошим зумом. На флешке сотни фотографий с животными: чаще всего — кабаны и косули, изредка — лисы, волки, барсуки. А еще Болат рассказывает о встречах с животными, которых нет на фотографиях, — медведем и снежным барсом. Барса лесник видел лишь однажды, лет 18 назад, а медведя — четырежды. Один раз совсем рядом — в 50 метрах. Болат вспоминает: закричал так громко, что медведь испугался и скрылся в лесу. Кричал не от страха, разумеется, а потому, что знал: резкий окрик пугает зверя не хуже ружейного выстрела.
— Одно время у нас тут два туриста ходили — высокий и низкий, я их называл «Санчо-Панчо», — рассказывает Болат, когда устраиваем очередной привал под разлапистой сосной. — Я их постоянно на своем обходе видел: грибы собирали, ягоды, потом в городе продавали. Как-то раз их даже поймал — думал, петли ставят, охотятся, а они, оказывается, полные рюкзаки алюминия набрали со старых огородов. Однажды вижу: короткий идет, а длинного нет. «Где твой друг?» — спрашиваю. Оказалось, что пропал — осенью ушел в горы и не вернулся. Через год в горах нашли только один сапог и больше ничего. Думаю, его медведь сожрал, больше некому. Если бы он просто упал и разбился, то хотя бы кости остались. А медведь просто утащил тело. Не нападал, — скорее всего, просто сожрал раненого или уже мертвого.
Наконец добрались до места. Болат высыпает из мешка желуди и крупные куски грязно-серой соли — подкормку для кабанов. Немного отдыхаем. Лесник снова изучает окрестности.
— Смотри, смотри, косули! — показывает он куда-то вдаль. Напряженно вглядываюсь в сторону противоположного холма, но вижу лишь прошлогодний кустарник, чахлые деревца и валуны. Наконец замечаю какое-то движение, вскидываю фотоаппарат, присматриваюсь: целых три косули. Прекрасная маскировка позволяет им пастись на открытой местности практически незамеченными, и только опытный взгляд лесника способен различить животных.
После обеда снова поднимаемся в горы, на этот раз на «Ниве», которую Болат «прокачал» до статуса вездехода: задние колеса оснащены мощными протекторами, передние — обмотаны цепями. Подскакивая на неровностях и дребезжа всеми деталями, поржавевшая «Нива» с ревом несется по рыхлому снегу, но в какой-то момент продолжать путь становится невозможно: начинаем вязнуть. Оставляем машину и идем пешком — нужно обойти еще один участок. По дороге разговариваем о диких животных — по дороге то и дело попадаются то кабаньи, то оленьи следы, и очень хочется сфотографировать какого-нибудь зверя в непосредственной близости, а не с соседнего холма. Болат говорит, что если у меня есть дня три свободного времени и хорошая палатка, то можно устроить засаду в лесу — вдруг повезет. Но палатки у меня нет, и трех дней свободного времени не оказывается, и мы продолжаем путь.
Вечером нас ждет бешбармак и ранний сон. Подъем в пять утра: до рассвета нужно подняться в горы с очередным обходом ну и, если посчастливится, встретить диких животных. За ужином Болат рассказывает о семье: жена младше на 14 лет, шутит, что он ее «украл» из соседнего аула. Старший сын — студент колледжа, и работает охранником на турбазе. Дочке 13 лет, учится в седьмом классе. Каждое утро отец или брат отвозят ее в школу на машине. Семье Болата Байгозиева нравится жить на «кордоне». Говорят, что не любят городской суеты, а здесь хорошо: тишина, свежий воздух и до Алматы, если понадобится, можно добраться очень быстро.
Наутро мы поднимаемся по крутому каменистому ущелью на вершину холма, где вчера видели косуль. По пути традиционно попадаются целые тропинки со следами диких зверей.
— Смотри, — шепотом, чтобы не вспугнуть животных, говорит Болат, вглядываясь в следы на поверхности наста. — Вот лиса прошла, там — кабаны пастись ходили, а вот это — шакал. Видишь, следы у него похожи на лисьи, но лапы он по-другому переставляет.
Для меня все следы одинаковы, разве только волчьи можно узнать довольно легко — будто бы крупная собака прошла. Поднимаемся на холм. Здесь ловит мобильная связь и даже есть слабенький Интернет, но стоит отойти на три метра в сторону, как тонкая информационная ниточка с миром снова обрывается.
Дальше расходимся в разные стороны: Болат поднимается выше, чтобы осмотреть окрестности, я остаюсь внизу, неподалеку от места, где пасутся косули, — буду сидеть в засаде. Проходит полчаса, уже начинает припекать поднявшееся из-за гор солнце, а косули так и не появились, на холмах пасутся только лошади — местные обычно отпускают их на всю ночь.
Откуда-то снизу поднимается человек: резиновые сапоги, куртка на поясе, в руке — деревянная палка. Здороваемся. Он замечает фотоаппарат, просит показать снимки. Говорит, что местный, вышел на прогулку, подышать свежим воздухом. Из-за дальнего пригорка поднимается Болат с фотоаппаратом в руках. Останавливается, начинает нас фотографировать. Человек быстро отворачивается, затем прощается и уходит.
— Я его еще издалека приметил, — говорит лесник. — Какой-то подозрительный: когда меня увидел, сразу же снял куртку и обмотал вокруг пояса, словно хотел что-то спрятать. Возможно, аркан для лошадей — схватит лошадку и уведет. Еще одна странность: говорит, что вышел погулять, а у самого ни рюкзака, ни бутылки с водой — здесь так не ходят. Да и на туриста он совсем не похож — одет по-другому. Но сфотографировать я его успел.
Вернувшись домой, Болат отправляется к живущим по соседству знакомым — показывать фотографию. Они узнают «туриста» — рассказывают, как в прошлом году поймали целую банду скотокрадов, долгое время промышлявшую в этих окрестностях. Сейчас их судят. «Туриста» тоже подозревали в скотокрадстве, но доказать его причастность к преступникам не удалось. Оказывается, скотокрады встречаются здесь чаще браконьеров: домашних животных воруют с неприятной регулярностью.
Приходит время возвращаться в Алматы. Экстремальная «Нива» Болата предназначена только для езды по бездорожью, поэтому за мной на своем «Ниссане» приезжает Асхат — лесник из соседнего кордона. Вслед за нами весело несется Карабек — то ли провожает, то ли ему просто нравится бегать за машинами.
По дороге Асхат рассказывает, что у лесников есть свой отряд быстрого реагирования и при каких обстоятельствах его принято вызывать.
— Если мы кого-то засекли, звоним опергруппе Медеуского филиала, они приезжают, находят понятых, составляют протокол, — говорит Асхат. — Довольно часто вызывать приходится, например когда пьяные отдыхают, не слушаются, костры жгут.
Асхат оставляет меня у шлагбаума и возвращается в свой лес, а я возвращаюсь к шумной городской жизни, с Интернетом, мобильным телефоном и push-уведомлениями о последних новостях.
Площадь Иле-Алатауского национального парка — почти 200 тысяч гектаров. За порядком на этой территории следят 132 лесника. Работа, конечно, не военная, но в какой-то степени сопряжена с риском: если браконьеры (согласно официальной статистике) попадаются здесь не так часто, то теоретическая вероятность встретить хищника существует всегда. Так или иначе, в арсенале у лесников обязательно присутствует ружье.
За 2018 год в Иле-Алатауском национальном парке выявлено 135 фактов нарушения природоохранного законодательства, в том числе 14 фактов нарушения правил охоты. Два факта незаконной охоты были установлены совместно с сотрудниками РУВД, еще по четырем фактам не удалось установить личности нарушителей. Кроме того, изъяты 12 гладкоствольных ружей, два капкана и пять фазанов.
КОММЕНТАРИИ