Маленькое село Коптогай в Атырауской области попало в заголовки новостей после волнений, которые вспыхнули из-за установки пограничных столбов, преградивших местным жителям путь к водоему. Что произошло в Коптогае, чем живет село и что думают его жители о демаркации границы?

Россия была первой страной, с которой Казахстан заключил договор о дружбе после обретения независимости. И Россия же стала последним соседом, с которым Казахстан де-юре согласовал свои границы: договор о делимитации был подписан в 2005 году. Де-факто демаркация границы с Россией еще не завершена.

Процесс демаркации не сопровождается какими-либо конфликтами, но проходит на фоне громких выпадов в политическом пространстве — российские политики время от времени выступают с территориальными претензиями в адрес Казахстана. Случаются и локальные инциденты — один из таких произошел несколько месяцев назад в селе Коптогай Атырауской области.

Минувшей весной Коптогай оказался в заголовках едва ли не всех крупных СМИ страны. Всё из-за волнений, начавшихся здесь после того, как казахстанские пограничники перенесли нейтральную территорию вплотную к селу, перекрыв доступ к водоему, в котором люди поили скот и водой из которого поливали огороды. Сельчане требовали убрать колючую проволоку и вернуть всё как было. Дело закончилось тем, что в Коптогай приехали чиновники и сотрудники КНБ, которые, увидев настрой сельчан, решили убрать проволоку и снова открыть доступ к воде.

Позже в Погранслужбе КНБ заявили, что «после проведенной демаркации 2009 года необходима была корректировка прохождения забора, какой-либо уступки территории не было». Между тем в Коптогае популярно мнение, что после демаркации 2005 года часть пастбищных земель, которые всегда принадлежали Казахстану, вошли в состав России.

Коптогай — первая точка, куда отправился Азаттык в рамках спецпроекта «Пограничное состояние». Это серия репортажей о том, как живут люди в приграничных городах и селах Казахстана.

ДОЛГАЯ ДОРОГА К ГРАНИЦЕ

Чтобы добраться до Коптогая, нужно очень сильно этого захотеть. Даже на google-картах его можно найти, только вбив точные координаты.

Автомобиль, на котором я еду к границе с Россией, тащится по разбитой трассе Атырау — Астрахань. Машина ловит кочки и выбоины всеми четырьмя колесами, по днищу весело барабанит щебенка, водитель остервенело выкручивает руль, пытаясь объехать самые опасные ямы, но скорость не сбавляет: нужно попасть в Коптогай до обеда.

Путь по такой трассе занимает минимум четыре часа. Местные таксисты предпочитают недорогие, но надежные японские праворульки Toyota Ipsum, которые несколько лет назад массово пригоняли из Армении. Спрашиваю Еркина, водителя, который согласился довезти меня до Коптогая, комфортно ли ему ездить по Казахстану с армянскими номерами, нет ли проблем с полицией?

— Пофиг, Петро, — жизнерадостно отвечает Еркин, крепкий сорокалетний мужчина в выцветшей бейсболке и сандалиях, надетых на носки. Кажется, плохая дорога его бодрит не хуже кофеина. — Пока ездить можно, а там посмотрим. Иногда останавливают, проверяют документы, но не более. Если что — всегда можно договориться.

Подпрыгивая на неровностях старого асфальта, мы с легкостью обгоняем большегрузы, которые медленно и торжественно, словно траурная процессия, тащатся в сторону границы. Временами с разбитой трассы приходится сворачивать на грунтовку: в прошлом году власти всё-таки взялись за реконструкцию дороги, поэтому то здесь, то там работают ремонтные бригады, без умолку тарахтит техника. Ремонт обещают закончить в 2023 году.

За окном автомобиля на десятки, если не на сотни километров растянулся один и тот же пейзаж — выжженная солнцем трава, солончак, верблюды и беркуты, нарезающие круги над степью в поисках добычи. Иногда вид из окна разбавляют нефтяные качалки, без устали опустошающие недра Атырауской области. Я делюсь с Еркином мыслью, что, кажется, не понимаю каких-то очень простых обстоятельств, при таинственном стечении которых разбитые дороги в богатой природными ископаемыми стране — это норма.

— А чего тут понимать: воруют, — отвечает Еркин, с прямотой таксиста отражая самую суть государственного устройства. — С такими ресурсами асфальт здесь должен быть как стекло.

Недобро глядя на качалки через пыльное окно, Еркин выворачивает руль, чтобы не напороться на очередную колдобину. За разговорами подъезжаем к реке, за которой — тот самый Коптогай.

«КОГДА-ТО ЭТИ ЗЕМЛИ БЫЛИ КАЗАХСКИЕ»

Коптогай расположен на полуострове: с одной стороны поселок огибает приграничная река Кигач, с другой его приток — небольшая речка Алгара. Единственная сухопутная дорога ведет за границу — в Астраханскую область России. В Казахстан же, на «большую землю», можно попасть только на речном пароме, который круглый год от берега к берегу тянет старенький, насквозь проржавевший баркас. Чтобы судно могло держаться на воде, дыры в борту и днище забивают деревянными колышками. Паром не бесплатный — переправа легкового автомобиля стоит 500 тенге, за трактор или КамАЗ с прицепом придется заплатить больше двух тысяч.

Подплываем к берегу. Первое, что вижу, — это стоящий на шатком табурете грузный мужик, который красит металлическую вывеску с надписью: «Коптогай». За вывеской виднеются приземистые сельские домишки с порыжевшим от времени шифером. Горячий каспийский ветер разносит по поселку мелкий золотистый песок, красиво раскладывая его по улицам в небольшие дюны.

В Коптогае я встречаюсь с Сериком Сдыховым — одним из тех, кто пытается разобраться в ситуации с приграничной территорией. Серик — местный предприниматель, глава крестьянского хозяйства и совладелец того самого парома, который перевозит людей с одного берега на другой.

Скотоводством в Коптогае занимаются все, кому позволяет здоровье: воды много, пастбищ тоже хватает. Серик вспоминает, что в советские годы совхоз «Коптогайский» был известен на весь Казахстан. Он не понимает, почему земли, которые когда-то были частью этого совхоза, оказались в составе России.

— Вот она, граница. — Серик Сдыхов делает широкий жест рукой в сторону воды. — Там, где дальние деревья, уже начинается Россия, когда-то эти земли были казахские, назывались Бесарал. Но в 2005 году произошла демаркация, землю разделили так, что наша территория ушла России. Местных жителей об этом никто не предупреждал, нашего мнения не спрашивали.

Мы идем вдоль заводи Кигача, которую местные называют каналом. Именно на этом месте в апреле пограничники установили столбы и растянули колючую проволоку, преградив сельчанам доступ к воде.

— Представь: у человека стоит дом, прямо у водоема, ни он, ни его коровы не могут к этому каналу даже подойти, — объясняет Серик. — Человек выходит из дома и упирается в колючую проволоку. До этого все молчали, но, когда нам загородили воду, народ поднялся. Бучи не было, но люди были озлобленно настроены, потому что всё село в этом канале и скотину поит, и рыбу ловит, и огород поливает.

Когда коптогайцы подняли шум, в поселок приехала делегация из районного и областного акиматов, сотрудники пограничной службы. Выслушали претензии и приняли решение — убрать все заграждения до выяснения обстоятельств. На глазах у людей свернули проволоку и сложили кучкой в стороне. С тех пор, говорит Серик, ситуация так и не поменялась: новые столбы не устанавливали, новую проволоку не подвозили.

Еще одна проблема приграничной территории: каждый год пропадает скотина — коровы и лошади находят дыры в проржавевшем государственном заборе и уходят пастись в Россию. Дорогу на родину находят далеко не все, а люди не могут пригнать животных обратно — предпочитают потерять корову, чем попасть под суд за незаконное пересечение границы.

— Скотина пропадает регулярно, — говорит Сдыхов. — В этом году, наверное, под 60–70 коров остались в России. Люди не смогли их вернуть. Когда в 2005 году отдали России часть нашей территории, вместе с ней ушли и пастбища, на которые продолжают ходить животные. Скотине же не запретишь пастись, где она захочет. Но главный вопрос не в скотине, а в землях. Если бы не отдали земли, не было бы такой ситуации.

«ВЫ СНОВА ОТНИМАЕТЕ У НАС ЗЕМЛЮ»

Дом пенсионера Альбека Баянова находится буквально в сотне метров от заводи, на берегу которой этой весной растянули колючую проволоку. Альбек всю жизнь прожил в Коптогае — женился, работал, вырастил детей, вышел на пенсию.

Во дворе разбит небольшой садик — яблони, вишни, чахлые и пыльные помидорные кусты, кое-как пустившие корни в суровой прикаспийской земле. Альбек живет рядом с водоемом и может себе позволить поливать огород чаще, чем другие. Пенсионер объясняет, что грунтовая вода в этой местности соленая, для огорода не годится, поэтому в селе работает опреснитель, который подает воду в водопровод. Вот только когда наступает лето и люди пытаются что-то сажать на своих участках, опреснитель не справляется с объемами и воду включают лишь на два часа в сутки.

Альбек вспоминает, что был в шоке, когда увидел, что пограничные столбы поставили рядом с его домом, и сначала не понял, что происходит. «Почему они так сделали, даже не посоветовавшись с людьми? Почему они считают, что могут отобрать нашу воду, где мы поим скот, под какую-то нейтральную территорию?»

— Эта местность, Бесарал, делится на две части — казахскую и русскую, — говорит Баянов. — Так вот, казахская — наша. Сейчас она, правда, принадлежит России — из-за ошибки одного человека территорию разделили неправильно, много земли отдали. Нам было обидно, болела душа, но то, что ушло, — ушло. Смирились даже с этим. Но потом они снова сдвинули границу. И тогда уже мы не выдержали — подняли шум. Если Россия ничего не просит, тогда зачем наши это делают? Мы сказали чиновникам, которые сюда приехали: вместо того чтобы поднимать вопрос об ушедших землях, потерю которых тяжело пережили, вы снова отнимаете у нас земли. И лишь тогда ограждения убрали и знаки не установили. Теперь, раз подняли этот вопрос, мы должны вернуть нашу былую землю. Без этого мы не будем считать вопрос решенным. Наши земли должны быть возвращены — это наше требование.

Под конец нашей встречи Альбек Баянов показывает свое небольшое хозяйство — овец, кур, индюков, телят. Коровы, говорит, ушли на пастбище до позднего вечера. У Альбека скотина на российской земле не пропадала, но у соседей регулярно какое-нибудь животное находит лазейку в пограничной проволоке и навсегда уходит за кордон.

«ТАМ, ГДЕ ПРОХОДИТ ЗАБОР…»

В акимате Коптогайского сельского округа со мной никто говорить не стал. Настороженная сотрудница долго рассматривала журналистское удостоверение и командировочные документы, но сама при этом так и не представилась. Типичное поведение нового поколения чиновников, с которыми приходится сталкиваться в командировках.

После минуты расспросов женщина наконец-то сказала, что о приезде журналистов их никто не предупреждал, поэтому давать какие-либо комментарии они не уполномочены. Кто и зачем должен предупреждать о приезде журналистов — непонятно, но разговор не складывается, и я отправляюсь бродить по поселку в поисках собеседников. Неожиданно дорогу преграждает пыльная Lada Priora. За рулем — всё та же чиновница, рядом — мужчина в черном пиджаке. Двадцатью минутами ранее я видел его в акимате.

— Ты вообще кто такой, откуда? Документы покажи, — сразу же спрашивает он.

В очередной раз объясняю, что я журналист Азаттыка, пишу репортаж о жизни в Коптогае, показываю журналистское удостоверение. Мужчина фотографирует его на смартфон.

— А вы кто такой, может, представитесь? — задаю я встречный вопрос.

Но он молча захлопывает дверцу, и автомобиль уезжает. На этом мои взаимодействия с местной исполнительной властью закончились.

В департаменте комитета национальной безопасности по Атырауской области мне сказали, что ситуация с установкой забора на нейтральной территории за последние несколько месяцев не изменилась.

— На сайте КНБ изложена вся актуальная информация по этому вопросу, можете взять ее там, — сказал мне во время телефонного разговора пресс-секретарь ДКНБ по Атырауской области Айтали Омирбек.

Из «актуальной информации» в Сети удалось обнаружить лишь выступление первого заместителя директора пограничной службы КНБ Айдара Аймурзина, который сказал, что, «согласно законодательству, пограничная служба имеет право в пограничной полосе на этом участке возводить инженерные сооружения и ограждения». По словам Аймурзина, «речь не идет о том, что там, где проходит забор, там идет линия государственной границы» и «забор установлен на удалении 100 метров от линии государственной границы».

«По поводу случая в ауле Коптогай Курмангазинского района Атырауской области могу пояснить, что линия государственной границы соответствует картам 1970-х–1990-х годов, как представлено в интернете. Договор подписан и ратифицирован в 2005 году, он учитывает исторически сложившиеся административные границы», — сказал Аймурзин в видеоролике.

Представитель ведомства добавил: «Пожелания местных жителей нами совместно с акиматом будут учтены, мы решим вопрос о комфортном и удобном доступе к водопою».

По дороге из Коптогая мы попадаем в «пробку»: на берегу выстроилась очередь из автомобилей — все ждут, когда на той стороне реки паром наберет пассажиров и вернется в село.

На противоположном берегу, в нескольких десятках метров от парома, пришвартован новенький баркас, который должен был стать заменой старому, но оказалось, что по воде он может ходить только летом, а зимой — нет. По словам владельца парома Серика Сдыхова, сельчане уже много лет просят решить проблему с переправой.

— Сколько лет мы бьемся, просим, чтобы решили эту проблему, — говорит Сдыхов. — Наконец выделили из бюджета деньги на покупку нового баркаса, 183 миллиона тенге. Купили. Но оказалось, что это оказался летний вариант, а зимой он здесь ходить не может: у нас льды. Теперь не знаем, что делать. Надеемся, что либо старый баркас отремонтируют, либо новый заменят. Если нет, то у нас единственную дорогу закроют, народ большую бучу поднимет.

Пока разговариваем, к берегу подплывает старый баркас. За штурвалом — немолодой мужчина по имени Турлыбек, который просит называть его просто — Толик. Даже в жару он ходит в промасленной спецовке и резиновых сапогах, без которых в трюм спускаться нельзя: судно всё время подтапливает и повсюду вода. Толик говорит, что в день на перевозке транспорта удается выручить не больше 15 тысяч тенге.

— В 2021-м баркасу исполняется 73 года, уже «пенсионер». В нём девять дырок, там забиты колышки, потому что он зимой тонул, мы его вытаскивали два или три раза. — Толик показывает деревянные колышки разной длины и диаметра: каждый из них подогнан под размер пробоины в палубе баркаса. — Новый теплоход не подойдет, это я вам говорю, как человек, который разбирается в речном судоходстве. Вы уж напишите про это, — может, помогут, а то уже плавать страшно. Да и жить тоже.

Возвращение в Атырау — по той же пыльной ухабистой дороге. Село с проблемной пограничной территорией исчезает за горизонтом. Местные власти, которые после шума в Коптогае заявили, что демаркация неизбежна, — работы должны были сделать раньше, «но по разным причинам не сделали» — сейчас хранят молчание. Жители продолжают бояться, что когда-нибудь столбы вместе с проволокой опять вплотную подойдут к их домам.