Об уходе Алихана Смаилова с поста премьер-министра стало известно из президентского указа, опубликованного на сайте Акорды. В нем сообщалось, что президент Касым-Жомарт Токаев постановил «принять отставку» правительства и временно передать полномочия главы кабмина первому вице-премьеру Роману Скляру, а всем остальным членам правительства поручил продолжать работу до утверждения нового состава.
По какой причине и по чьей инициативе было принято решение об отставке, не разъяснялось. Не содержит ответов на эти вопросы и «прощальный» пост Смаилова, который был опубликован в Facebook’е несколько часов спустя. В нем бывший премьер ограничился тем, что поблагодарил президента за доверие, а коллег – за продуктивную работу и перечислил результаты деятельности правительства под своим началом.
Ушедший в отставку кабинет министров из 26 человек был сформирован в сентябре 2023 года. По Конституции, после отставки правительства президент вносит на рассмотрение мажилиса кандидатуру нового премьера. После этого назначает одобренного кандидата на должность главы правительства. Далее по его представлению президент определяет структуру нового кабмина.
Кому может быть передан пост, тоже неизвестно. На 7 февраля запланировано расширенное заседание правительства под председательством Токаева. В обществе звучат предположения, что к этому дню преемник Смаилова уже может быть известен.
В интервью Азаттыку казахстанский политолог Димаш Альжанов рассуждает о работе бывшего премьера и перспективах того, кто придет ему на смену.
«ПЕРЕЛОЖИТЬ ОТВЕТСТВЕННОСТЬ ЗА ПРОВАЛЫ»
Пётр Троценко: Прежде всего Алихан Смаилов запомнится на посту премьер-министра тем, что занял эту должность сразу после Январских событий. Время, согласитесь, непростое. Как вы оцениваете работу Смаилова на протяжении этих двух лет?
Димаш Альжанов: Проблема в том, что в нашей политической системе премьер-министр не является самостоятельной политической фигурой. И премьер, и кабинет министров полностью подотчётны президенту. В этих условиях президентский абсолютизм является серьёзным ограничителем для деятельности правительства.
Во-вторых, политическая самостоятельность правительства не базируется на партиях, которые сидят в парламенте или даже в парламентском большинстве: у них нет самостоятельной политики ни в экономике, ни в социальной, ни в прочих сферах. Так что в этом плане деятельность Смаилова полностью отражает деятельность президента Токаева.
Неудачи в экономике, в энергетическом секторе, высокий уровень инфляции, низкий уровень доходов населения - все эти негативные факторы приводят к тому, что президент имеет техническую возможность послать правительство в отставку и тем самым снять с себя ответственность за провалы последних двух лет. Именно это мы сейчас и наблюдаем.
Пётр Троценко: При этом, наверное, есть и положительные моменты, которые можно связать с господином Смаиловым и работой его правительства?
Димаш Альжанов: Вопрос заключается не в том, чтобы искать негативное и позитивное, а в том, что правительство и в целом исполнительная власть – дисфункциональна. Она не может в полной мере реализовывать нормальную государственную политику из-за того, что полностью находится под президентом.
Если вы сравните деятельность Смаилова с деятельностью других премьер-министров, то увидите примерно одну и ту же картину. Потому что, если невыразительная и не самостоятельная политическая фигура возглавляет правительство, она не может жёстко продавливать важные решения и реформы, и следует исключительно поручениям президента. В этом отношении Алихан Смаилов – достаточно типичная фигура премьер-министра в Казахстане.
Пётр Троценко: Получается, Смаилов был наследником проблем, которые копились до него, и, покидая пост, передал это «наследство» следующему премьеру?
Димаш Альжанов: Можно, конечно, и так сформулировать, но я думаю, что самая удачная формулировка будет, что Смаилов – жертва и следствие президентского абсолютизма, потому что с подобными проблемами сталкивались все премьер-министры Казахстана.
В стране нет достаточного внимания к серьёзным потребностям населения, политический режим живёт своей жизнью, то есть, он оторван от интересов и проблем общества. Здесь важно отметить, что все новости, которые транслируют близкие к правительству СМИ, показывают: информационное пространство прогревалось до этой отставки. И сейчас, когда она произошла, СМИ начинают перечислять разного рода проблемы последних двух лет, чтобы Смаилов «взял» за них ответственность и «снял» таким образом ответственность с президента.
Это тоже своего рода технический ход, потому что в нашей полупрезидентской системе одна из важных функций премьер-министра – снимать со своего политического босса эту ответственность.
Пётр Троценко: Напоминает даже какой-то пиар-ход.
Димаш Альжанов: У этого решения несколько уровней. Во-первых, с отставкой правительства уходит накопившийся негатив, не ассоциируясь с президентом. Во-вторых, у него есть возможность назначить более технически подходящую для этого фигуру, которая лучше будет исполнять и реализовывать идеи президента. В-третьих, поскольку фигура премьер-министра более публичная, в отличие от ближайших соратников Токаева из администрации, то, назначая нового человека на должность премьера, Токаев также может продвигать кого-то внутри своей иерархии.
Но общество должно судить с позиции, может ли правительство быть самостоятельным в своих решениях? И ответ: «Нет». У правительства Казахстана нет политической самостоятельности, поэтому если вместо Смаилова вы возьмёте другую фигуру, которая более компетентна и технически более способна, отсутствие политической независимости сводит на нет все личностные качества, которые сейчас люди пытаются найти в потенциальных кандидатах на должность премьер-министра.
«ТЕХНИЧЕСКИЙ ОРГАН ПРИ ПРЕЗИДЕНТЕ»
Пётр Троценко: Получается, нет никакого смысла рассуждать о том, кто будет следующим?
Димаш Альжанов: В определённом смысле, да. Конфликт, который произошёл в 1990-е между Нурсултаном Назарбаевым и [занимавшим пост премьера] Акежаном Кажегельдиным, оставил достаточно чёткий след. С тех пор и первый, и второй президенты были достаточно осторожны и не могут назначать премьер-министрами более-менее самостоятельных и амбициозных политиков.
Тот же самый паттерн мы можем наблюдать и в случае многих акимов областного и городского уровня: образ несамостоятельных, достаточно нехаризматичных и политически зависимых фигур, которые определённый период занимают высокие посты, но не могут вести самостоятельную политику.
Пётр Троценко: Не кажется ли вам, что политическое поле Казахстана настолько зачищено, что харизматичных и самостоятельных практически не осталось.
Димаш Альжанов: Быть спикером режима, выводя в информационное поле отдельные нарративы, и быть самостоятельной политической фигурой –разные вещи. Политической самостоятельности ни у кого нет, следовательно, итог назначения со стороны президента всегда будет примерно одинаковым.
Если помните, с 1999 по 2002 годы Токаев тоже был премьер-министром, и мы его запомнили фразой «Демократия — это не игрушка в руках киндер-сюрпризов от политики» (эту фразу Касым-Жомарт Токаев произнёс, выступая по телевидению с критикой молодых создателей партии «Демократический выбор Казахстана» – Ред.).
Токаев понимает, что он не может назначить человека, у которого есть большие амбиции, который может выстроить внутри этой авторитарной системы свои клиентские сети, лояльную базу, поскольку это будет напрямую угрожать власти самого президента.
Как человек, который прошёл все ступени иерархии при Назарбаеве, Токаев очень хорошо ориентируется в этом. Поэтому не стоит ожидать, что премьер-министр будет достаточно интересной, значимой, самостоятельной фигурой в этом отношении.
Для сравнения, посмотрите, как действует правительство в демократических странах, где парламент формирует и утверждает его состав: там правительство обременено коалиционной программой, то есть программой парламентского большинства, которое пришло к власти через выборы, или же парламентского большинства, которое через вотум доверия правительству налагает на него определённую программу действий.
В нашей системе правительство полностью подотчётно президенту, де-факто формируется им. Поэтому оно по своей природе техническое, без своей программы. Министры, которые входят в состав правительства, тоже не являются самостоятельными политиками, у которых есть своя линия и интересы.
Пётр Троценко: Но, в любом случае, при одних министрах какие-то отрасли работают лучше, при других – хуже, значит, они способны что-то решать на своём уровне и даже добиваться успехов. Если говорить не только о политической сфере, но и о сфере хозяйственной.
Димаш Альжанов: Давайте исходить из эмпирического опыта, который имеем. А мы имеем систему, которая функционирует с 1995 года без серьёзных изменений. В ней деятельность правительства эклектична: есть программы, которые вводятся при новом составе правительства, которые учитывают разные кулуарные и иные интересы, но которые не приводят систему к достаточно высокой эффективности и подотчётности.
Естественно, какие-то отдельные личности могут отличаться, но когда дело доходит до конфликтов интересов, а они неизбежны в реализации той или иной политики, то эти кулуарные и внутренние интересы, особенно если они связаны с политическим руководством страны, начинают превалировать над общественными интересами.
Если, условно говоря, вы хотите реформировать холдинг «Самрук-Казына», ввести большую подотчётность со стороны деятельности отдельных больших структур, которые не подчинены и не подотчётны правительству, то вы можете увидеть, что у правительства нет никаких полномочий и политической прерогативы в этих областях. Поэтому, да, технически реализация каких-то вещей возможна, в силу особенности членов правительства, но в сугубо лимитированных рамках, поэтому в итоге мы видим, что такая система неэффективна и мы можем чётко и точно выявить системные барьеры, которые лежат в основе неэффективности правительства.
Пётр Троценко: Понимают ли это в Акорде?
Димаш Альжанов: Безусловно понимают, но так система и задумывалась. Если посмотрите политический процесс по тем СМИ и тем публикациям в газетах, которые остались до 1993 года, вы увидите совершенно другой уровень взаимодействия между исполнительной властью и парламентом, который постоянно подвергал критике исполнительную власть, требовал от неё подотчётности.
Сейчас, когда парламент полностью нивелирован и не имеет политической силы, правительство превратилось в технический орган при президенте.
Более того, поскольку и сам политический процесс стал ограниченным, то правительство перестало быть местом, в котором формируются политики нового поколения. Министры, включая самого премьер-министра, не являются полноценными политиками, они больше представляют из себя госслужащих, то есть, людей, которые технически занимают должность, но не представляют определённые политические интересы.
КОММЕНТАРИИ