Практически с первого дня приобретения независимости в казахстанском обществе не прекращаются разговоры о том, что архивные документы, касающиеся Декабрьских событий 1986 года, властью систематически уничтожаются.
Действительно ли это так или это досужие разговоры, распространяемые оппозиционерами? Чтобы выяснить истину, мы решили обратиться к известному общественному деятелю и журналисту Жасаралу Куанышалину, который продолжительное время занимался вопросами, связанными с Декабрьскими событиями 1986 года.
«ПРЕЗИДЕНТ НЕ СДЕРЖАЛ СВОЕ СЛОВО»
– Господин Куанышалин, вы действительно предполагаете, что власть или те, кому было выгодно скрыть правду о Декабрьских событиях, могли пойти на такое, как уничтожение документов?
– Я не предполагаю, а знаю, что дело обстоит именно так. Столь уверенно говорить об этом мне позволяет то обстоятельство, что я, пожалуй, отношусь к числу тех людей, которые достаточно полно информированы в этом вопросе. Чтобы не быть голословным, начну с того, что Декабрьскими событиями я начал плотно заниматься с конца 1980-х годов, так сказать, по самым горячим следам. Участвовал практически во всех мероприятиях, которые осуществляли желтоксановцы. В частности, в подготовке и проведении пикета 1990 года, когда Верховный Совет Казахской ССР избрал Нурсултана Назарбаева президентом страны. Желтоксановцы требовали тогда освобождения из зон своих товарищей.
– И президент прислушался?
– Да. Тогда он еще заигрывал с желтоксановцами. Хотел выглядеть демократом и отцом нации. Лавировал между желанием угодить им и в то же время «держать их в узде». Поэтому, если и уступал в чем-то, то обязательно ущемлял в другом.
– К примеру….
– Пожалуйста. В честь 5-летия Декабрьских событий на площади имени Брежнева состоялся митинг, где приняли участие многие известные личности Казахстана, включая самого президента Назарбаева. Я тоже был на трибуне, стоял рядом с ним. Как раз к этой дате Нурсултан Назарбаев принял указ по Декабрьским событиям. И я тут же раскритиковал этот документ, отметив его слабые места. В частности, что он половинчат, не охватывает все проблемы, связанные с реабилитацией желтоксановцев. И я сказал, что он должен быть доработан. Кроме того, в указе проявлялась трогательная забота о милиционерах, которые пострадали в дни желтоксановского восстания, но не было ни одного слова о сотнях и тысячах главных жертв – самих желтоксановцах. Между тем, на мой взгляд, в данном указе пункты о милиционерах, выступавших в роли карателей, были вовсе неуместными. Уж если о них непременно надо было позаботиться – издай другой указ. Но самым главным вопросом, на котором я заострил тогда внимание, был вопрос привлечения к ответственности и наказания виновных за насилие над мирными демонстрантами, за пролитую кровь, за репрессии, преследования невинных людей.
После того, как я завершил свое выступление, Нурсултан Назарбаев прошептал мне на ухо: «Жасарал, такие уйдут с должностей. Уже уходят! Мы ими занимаемся».
– Нурсултан Назарбаев сдержал свое слово?
– Нет, конечно! Когда вы такое видели, чтобы он держал свое слово, особенно такое? Многие из тех, кто, скажем так, был причастен к той трагедии, во главе с ним самим, являвшимся в то время председателем Совета министров Казахской ССР, то есть премьер-министром, как ни в чем не бывало до сих пор занимают высокие посты в стране или благополучно ушли на «заслуженный отдых». Впрочем, не будем отвлекаться – это тема отдельного разговора.
В октябре 1991 года я на первом съезде Гражданского движения Казахстана «Азат» был избран первым заместителем его председателя. А когда Михаил Исиналиев, наш лидер, по состоянию здоровья ушел в отставку, я стал исполняющим обязанности председателя. И вот, в декабре 1992 года, на очередном съезде движения «Азат» мы приняли решение: подать в Конституционный суд иск с требованием привлечь к ответственности государственные структуры и должностные лица, виновные в превышении полномочий и прочих беззакониях, творившихся во время и после Декабрьских событий.
Разумеется, при этом мы прекрасно понимали, что добиться правды будет непросто. И действительно, уже на стадии подачи иска в течение семи месяцев шла упорная борьба, пока мы добились принятия его Конституционным судом. И вот, в январе 1993 года Конституционный суд, наконец-то, начал судебный процесс. По поручению съезда движения «Азат» на нем я был руководителем группы истцов от «Азата». Но ровно через два года судебный процесс был остановлен.
– Почему?
– Якобы Конституционный суд «не должен был рассматривать данное дело», оно, дескать, не являлось его прерогативой. И все же, за эти два года нам удалось кое-чего добиться. Было собрано 12 томов материалов, касающихся непосредственно самих событий. Прежде всего, это были документы государственных органов, принимавших хоть какое-либо участие в них. В том числе и документы различных воинских частей, привлеченных к подавлению демонстранций: откуда их перебрасывали в Алматы, какие они получали указания, как дислоцировались, как действовали. Они извлекались из очень серьезных источников, включая архивы парламентов, правительств и других инстанций союзного и республиканского уровней.
КОНСТИТУЦИОННЫЙ СУД ПОВЕЛ СЕБЯ ПО-ЛАКЕЙСКИ
– Господин Куанышалин, из этих 12 томов документов вы могли бы отметить наиболее важные, интересные?
– Все они имеют ценное значение. Но наиболее интересными, наверное, все же являются те, которые касаются первых дней Желтоксана: рассмотрение вопроса об избрании Геннадия Колбина первым секретарем Центрального Комитета Компартии Казахстана, выход молодежи на площадь и принятие насильственных мер против демонстрантов. Конечно, я не могу сказать, что к нам в руки попали все важнейшие документы, поскольку уже к этому времени те, кто был непосредственно «заинтересован» в этом деле и кому «следовало» заметать следы своих преступлений, успели скрыть или уничтожить многие ценнейшие материалы.
Я могу говорить об этом уверенно, потому что на судебном процессе сами должностные лица, которых мы допрашивали, признавались, что, мол, согласно существующим положениям в их ведомствах, часть документов была уничтожена «по истечении срока давности». К примеру, об этом заявил генерал Эрнст Басаров, первый заместитель министра внутренних дел Казахской ССР, являвшийся одним из руководителей операции «Метель» по разгону демонстрантов. Конечно, я вполне допускаю, что они для такого «особого случая» могли издать и «особые» инструкции по хранению документов с тем, чтобы понадежнее «зачистить нежелательные следы».
Кроме того, подвергались, конечно, «особой обработке» и те документы, которые предоставлялись Конституционному суду. Они жестко фильтровались, чтобы «случайно» не подставить известных персон. Но даже в таком виде эти материалы представляли и представляют собой несомненную ценность для того, чтобы по ним можно было составить определенное мнение о произошедшем и определить степень ответственности и вины тех или иных государственных органов или должностных лиц того периода в конкретных преступлениях.
– И где же теперь эти документы, господин Куанышалин?
– Они хранятся там, где должны храниться, и ждут своего часа.
– Как вы думаете, Конституционный суд сам решил свернуть дело или…
– Команда поступила «сверху». Об этом мне сказал кое-кто из членов Конституционного суда. Кстати, придет время, когда будут открыто названы, с их согласия, имена тех судей, которые честно и добросовестно выполнили свой долг в этом чрезвычайно щепетильном деле. А имена нечестных судей – Ударцева, Малиновского и Башаримовой, которые всячески тормозили объективное расследование обстоятельств дела в силу того, что сами были замешаны в репрессивных действиях по отношению к желтоксановцам, нами были названы уже тогда, в ходе судебного процесса: мы требовали, чтобы их заменили другими судьями. Но это требование не было выполнено.
Одним словом, «наверху» поняли, что дело приобретает для них серьезный оборот. Дальнейшее продолжение судебного процесса могло «задеть» многие государственные персоны, включая самого Нурсултана Назарбаева. Ведь «туда» постоянно и в подробностях докладывали о ходе судебных разбирательств. И, естественно, Конституционному суду была дана соответствующая команда: срочно свернуть дело. С тех пор прошло уже 13 лет, но пока, увы, «воз» и поныне находится на том же самом месте.
– Итак, вас тормознули. И что после этого вы стали предпринимать?
– Тогда я понял, что нужны более мощные рычаги давления, нежели общественные организации. И я решил попробовать пробиться в парламент в качестве депутата. Тем более что как раз в это время, после разгона Верховного Совета 12-го созыва, объявили досрочные выборы. В январе 1994 года я поехал в Актобе и зарегистрировался в качестве кандидата в депутаты. Одним из моих программных обязательств как раз и было поднятие в парламенте вопроса о Декабрьских событиях, поскольку к тому времени комиссия по Желтоксану, возглавляемая писателем Мухтаром Шахановым, перестала существовать, а судебный процесс в Конституционном суде, как я уже говорил, тоже свернули.
– Кстати, лично вы, господин Куанышалин, контактировали с комиссией Мухтара Шаханова?
– Очень мало.
– Почему?
– Причины были. Одной из них было то, что мы считали более важным и действенным рассмотрение этого вопроса в суде. И к тому же мне не верилось, что Мухтару Шаханову дадут «докопаться» до истины. Его в любой момент могли остановить, что и случилось – поэта отправили послом в Киргизию, чтобы слишком глубоко не копался в Декабрьских событиях.
Хотя в любом случае надо отметить, что комиссия Мухтара Шаханова проделала большую работу. За это ей спасибо. Она собрала много материалов и продуктивно поработала по реабилитации желтоксановцев.
РАБОТА В «КРАМОЛЬНОМ» ПАРЛАМЕНТЕ
- Вам удалось пройти в парламент?
- Выставив свою кандидатуру самовыдвиженцем и пройдя уже в первом туре сито выборов из семи кандидатов, я стал депутатом первого в истории Казахстана профессионального парламента. А мандат депутата давал мне уже реальный шанс продолжить то дело, за которое мы так долго и упорно боролись. И этот шанс я был намерен использовать сполна.
– С чего вы начали эту работу в парламенте?
– С подготовки по созданию новой депутатской комиссии по Желтоксану. Однако такое мое желание с самого начала встретило жесточайшее сопротивление со стороны некоторых руководителей Верховного Совета и отдельных депутатов, которых власть использовала в качестве буфера против меня.
– Вам казалось, что кто-то «сверху» дает этим людям указания, направляет их действия?
– Мне это не казалось, я это знал. Эти люди получили конкретное задание «сверху»: во что бы то ни стало заблокировать создание подобной комиссии. Поэтому приходилось вести с ними жесткую и бескомпромиссную борьбу.
Решив, несмотря на все противодействия, идти в этом вопросе до конца, я получил мощную поддержку, во-первых, моих соратников по «Азату» и «Желтоксану». Целая группа желтоксановцев устроила в «Доме демократии» голодовку с требованием создания комиссии по Желтоксану. Это был беспрецедентный в истории Казахстана случай – голодовка продолжалась целых полтора месяца! И все это время в парламенте шла жесточайшая борьба. Борьба, как говорится, не на жизнь, а на смерть. И в этой борьбе мне помогли, во-вторых, мои коллеги – депутаты, которые подписали текст подготовленного мною письма-обоснования и обеспечили большинство при заключительном голосовании за создание комиссии.
Тут я обязан назвать некоторые имена, к сожалению, в негативном плане. К примеру, как только на обсуждение в парламенте ставился вопрос по Желтоксану, вести заседание, как правило, поручалось заместителю председателя парламента Марату Оспанову, а тот начинал всячески манипулировать, чтобы не пропустить этот вопрос. Он старался давать слово только противникам создания комиссии, а сторонников, напротив, «зажать». Одним из тех, кто оказывал нам жесткое сопротивление, к моему глубокому сожалению, был академик Салык Зиманов – председатель комитета по конституционному законодательству и правам человека. В этом комитете я возглавлял подкомитет по правам человека. Прежде я очень уважал этого человека и до сих пор не могу понять, почему он так себя вел. Мало того, что он фактически противодействовал поиску истины по Желтоксану, он еще и публично обвинил меня в том, что я своими действиями стремлюсь заработать для себя дешевый авторитет! Мне ничего не оставалось, как дать ему жесткий отпор.
И все же, повторюсь, что тех, кто поддержал меня, оказалось больше, нежели противников. В итоге все же удалось создать комиссию по расследованию Декабрьских событий, сразу после чего, можно сказать без всякого преувеличения, героическая голодовка в «Доме демократии» была прекращена.
Наша комиссия, которая, в отличие от комиссии Мухтара Шаханова, была не просто парламентской, а комиссией Президиума Верховного Совета Казахстана, то есть она была выше статусом, и тут же начала свою работу с накапливания необходимых материалов. При этом мы преследовали несколько иную цель, нежели шахановская комиссия, а также отошли от тех задач, которые мы в свое время ставили перед Конституционным судом.
Дело в том, что мы не задавались целью, как думали некоторые депутаты и их кураторы от власти, организовать массовые наказания виновников расправы над участниками Декабрьских событий. Хотя, наверное, без разоблачений и наказаний некоторых, наиболее одиозных личностей вряд ли бы обошлось для назидания на будущее. Но это не ставилось во главу угла.
Мы собирались исследовать проблему с точки зрения законодательства, а именно: стремились к тому, чтобы на основе тщательного и детального изучения нарушений закона в период и после Декабрьских событий официальными госструктурами и должностными лицами выработать конкретные предложения для конкретных законопроектов с тем, чтобы потом они в виде незыблемых норм закона стали бы гарантией недопущения подобных нарушений в будущем. Иначе говоря, чтобы в Казахстане больше никогда не повторились трагедии, аналогичные трагедии декабря 1986 года.
Чтобы в случаях народных волеизъявлений с требованиями соблюдения прав и свобод человека и гражданина, власть не посмела бы подавлять эту волю силовыми методами. Чтобы общество, в конце концов, смогло бы без оглядки на «державный кулак» жить по основополагающим принципам настоящей демократии - таким, как свобода слова, свободные выборы, свободные СМИ и так далее. Одним словом, по правовым нормам, а не по «нормам» мнимой демократии, которую мы видим сегодня в Казахстане.
«ПРОГРЕССИСТЫ И ЖЕЛТОКСАНОВЦЫ ДОПЕКЛИ ПРЕЗИДЕНТА»
– Господин Куанышалин, ваша благородная затея не осуществилась?
– К сожалению, это так. В 1995 году мы потерпели поражение только по одной причине – президент Нурсултан Назарбаев, великий мастер по «роспускам» всех неугодных ему государственных органов, «руками» Конституционного суда незаконно ликвидировал наш парламент ровно через год после начала его работы. А потом он заменил и сам Конституционный суд нынешним беззубым Конституционным советом. Если бы он не пошел на этот откровенно антиконституционный шаг – разгон парламента, я уверен, мы бы проделали огромную работу. И сегодня в стране ситуация с демократией и с экономикой была бы, несомненно, на порядок лучше. И вообще, тот парламент, на мой взгляд, был наиболее демократичным, независимым и дееспособным парламентом в истории нашей страны.
– А что послужило основной причиной преждевременного роспуска парламента? Неужели ваша комиссия?
– Причин для роспуска было несколько. Среди них наиболее опасной, кроме нашей комиссии, которая действительно кое-кого из «небожителей» сильно нервировала, была еще чисто оппозиционная депутатская группа «Прогресс». В нее входили 70 депутатов из 177-и. Это - те самые депутаты, которые голосовали за Газиза Алдамжарова, когда выбирали спикера парламента, и когда власть, используя опять-таки, всевозможные манипуляции, смогла-таки «прокатить» его. Так вот, деятельность «Прогресса» настолько тревожила Нурсултана Назарбаева, что он не нашел иного выхода, кроме, повторяю, незаконного роспуска «крамольного» парламента.
«МАРАТ ХАСАНАЕВ УБИТ ПО ПОЛИТИЧЕСКИМ МОТИВАМ»
– Итак, после роспуска парламента вы оказались не у дел. Но вы, как я понял, не успокоились и продолжали свои расследования по Желтоксану. Скажите, вам не приходилось обращаться с этим вопросом в центральный государственный архив? И что вы думаете о загадочном убийстве 7 лет назад его директора Марата Хасанаева?
– Марата Хасанаева я хорошо знал. Тесно с ним общался и на историю его убийства у меня есть собственное мнение.
– И какое же оно?
– Я не верю в версию следствия, что он убит с целью ограбления. Я думаю, что его убили по политическим мотивам.
– Да, в печати того времени мелькала информация о том, что его убийство могло быть связано непосредственно с его работой, даже, как говорили, с имевшимися у него документами по Декабрьским событиям.
– Вот как раз об этом я и хочу рассказать. Незадолго до его трагической гибели мне приходилось с ним беседовать на разные темы, в том числе и на тему Желтоксана. Однажды после долгих раздумий он мне сказал, что у него есть особая папка по Желтоксану, которая может пролить свет на эти события, что люди из нее могут узнать много такого, что им сегодня неизвестно. Когда я попросил его дать мне копии этих документов, с обещанием, что ни одна живая душа не узнает, откуда я их взял, он мне ответил, что подумает. Я думаю, что Хасанаев хорошо осознавал, насколько это рискованное дело.
– А вы не можете допустить, что, кроме вас, кто-то еще мог обратиться к нему с подобным предложением, и это стало известно каким-то людям из силовых структур?
– Я думал об этом. И это вполне вероятно. Но я почти уверен, что эти секретные документы он никому не передавал. Хасанаев был профессионалом своего дела и на такой шаг вряд ли мог пойти. Просто те, кто засек его контакты, скажем так, с оппозиционно настроенными людьми, могли подстраховаться, чтобы спокойно спать. Теперь же я опасаюсь, что эти документы, увы, безвозвратно потеряны.
ИСТОРИЯ ВСЕХ РАССУДИТ
– Итак, подытоживая нашу беседу, что бы вы хотели сказать в заключение?
– Исходя из своего опыта изучения подобных дел, мне нетрудно было сделать вывод, что для «нейтрализации» документов, которые когда-нибудь могут вызвать для конкретных лиц сложные проблемы, кое-кто в страхе перед наказанием способен пойти на все. Иначе говоря, стараются «зачистить», «профильтровать» или просто уничтожить такие документы. Иной раз – вместе с их обладателями. Подобное происходило и происходит, конечно, все эти годы с документами и по Декабрьским событиям.
Но те, кто занимается столь грязными делами, не могут понять главного: сколько ни уничтожай документы, всегда остаются люди – живые свидетели событий. Всех-то не уничтожишь! А живые свидетели важнее любых архивных документов.
И потом, пора бы извлечь уроки из истории. Ведь подобными фальсификациями занимались и лидеры Третьего рейха, и советские руководители в сталинский период. А что с ним произошло, мы все тому свидетели. В конечном итоге никому не удавалось и не удастся обмануть историю и память потомков.
– Господин Куанышалин, спасибо вам за интервью.
Действительно ли это так или это досужие разговоры, распространяемые оппозиционерами? Чтобы выяснить истину, мы решили обратиться к известному общественному деятелю и журналисту Жасаралу Куанышалину, который продолжительное время занимался вопросами, связанными с Декабрьскими событиями 1986 года.
«ПРЕЗИДЕНТ НЕ СДЕРЖАЛ СВОЕ СЛОВО»
– Господин Куанышалин, вы действительно предполагаете, что власть или те, кому было выгодно скрыть правду о Декабрьских событиях, могли пойти на такое, как уничтожение документов?
– Я не предполагаю, а знаю, что дело обстоит именно так. Столь уверенно говорить об этом мне позволяет то обстоятельство, что я, пожалуй, отношусь к числу тех людей, которые достаточно полно информированы в этом вопросе. Чтобы не быть голословным, начну с того, что Декабрьскими событиями я начал плотно заниматься с конца 1980-х годов, так сказать, по самым горячим следам. Участвовал практически во всех мероприятиях, которые осуществляли желтоксановцы. В частности, в подготовке и проведении пикета 1990 года, когда Верховный Совет Казахской ССР избрал Нурсултана Назарбаева президентом страны. Желтоксановцы требовали тогда освобождения из зон своих товарищей.
– И президент прислушался?
– Да. Тогда он еще заигрывал с желтоксановцами. Хотел выглядеть демократом и отцом нации. Лавировал между желанием угодить им и в то же время «держать их в узде». Поэтому, если и уступал в чем-то, то обязательно ущемлял в другом.
– К примеру….
– Пожалуйста. В честь 5-летия Декабрьских событий на площади имени Брежнева состоялся митинг, где приняли участие многие известные личности Казахстана, включая самого президента Назарбаева. Я тоже был на трибуне, стоял рядом с ним. Как раз к этой дате Нурсултан Назарбаев принял указ по Декабрьским событиям. И я тут же раскритиковал этот документ, отметив его слабые места. В частности, что он половинчат, не охватывает все проблемы, связанные с реабилитацией желтоксановцев. И я сказал, что он должен быть доработан. Кроме того, в указе проявлялась трогательная забота о милиционерах, которые пострадали в дни желтоксановского восстания, но не было ни одного слова о сотнях и тысячах главных жертв – самих желтоксановцах. Между тем, на мой взгляд, в данном указе пункты о милиционерах, выступавших в роли карателей, были вовсе неуместными. Уж если о них непременно надо было позаботиться – издай другой указ. Но самым главным вопросом, на котором я заострил тогда внимание, был вопрос привлечения к ответственности и наказания виновных за насилие над мирными демонстрантами, за пролитую кровь, за репрессии, преследования невинных людей.
После того, как я завершил свое выступление, Нурсултан Назарбаев прошептал мне на ухо: «Жасарал, такие уйдут с должностей. Уже уходят! Мы ими занимаемся».
– Нурсултан Назарбаев сдержал свое слово?
– Нет, конечно! Когда вы такое видели, чтобы он держал свое слово, особенно такое? Многие из тех, кто, скажем так, был причастен к той трагедии, во главе с ним самим, являвшимся в то время председателем Совета министров Казахской ССР, то есть премьер-министром, как ни в чем не бывало до сих пор занимают высокие посты в стране или благополучно ушли на «заслуженный отдых». Впрочем, не будем отвлекаться – это тема отдельного разговора.
В октябре 1991 года я на первом съезде Гражданского движения Казахстана «Азат» был избран первым заместителем его председателя. А когда Михаил Исиналиев, наш лидер, по состоянию здоровья ушел в отставку, я стал исполняющим обязанности председателя. И вот, в декабре 1992 года, на очередном съезде движения «Азат» мы приняли решение: подать в Конституционный суд иск с требованием привлечь к ответственности государственные структуры и должностные лица, виновные в превышении полномочий и прочих беззакониях, творившихся во время и после Декабрьских событий.
Разумеется, при этом мы прекрасно понимали, что добиться правды будет непросто. И действительно, уже на стадии подачи иска в течение семи месяцев шла упорная борьба, пока мы добились принятия его Конституционным судом. И вот, в январе 1993 года Конституционный суд, наконец-то, начал судебный процесс. По поручению съезда движения «Азат» на нем я был руководителем группы истцов от «Азата». Но ровно через два года судебный процесс был остановлен.
– Почему?
– Якобы Конституционный суд «не должен был рассматривать данное дело», оно, дескать, не являлось его прерогативой. И все же, за эти два года нам удалось кое-чего добиться. Было собрано 12 томов материалов, касающихся непосредственно самих событий. Прежде всего, это были документы государственных органов, принимавших хоть какое-либо участие в них. В том числе и документы различных воинских частей, привлеченных к подавлению демонстранций: откуда их перебрасывали в Алматы, какие они получали указания, как дислоцировались, как действовали. Они извлекались из очень серьезных источников, включая архивы парламентов, правительств и других инстанций союзного и республиканского уровней.
КОНСТИТУЦИОННЫЙ СУД ПОВЕЛ СЕБЯ ПО-ЛАКЕЙСКИ
– Господин Куанышалин, из этих 12 томов документов вы могли бы отметить наиболее важные, интересные?
– Все они имеют ценное значение. Но наиболее интересными, наверное, все же являются те, которые касаются первых дней Желтоксана: рассмотрение вопроса об избрании Геннадия Колбина первым секретарем Центрального Комитета Компартии Казахстана, выход молодежи на площадь и принятие насильственных мер против демонстрантов. Конечно, я не могу сказать, что к нам в руки попали все важнейшие документы, поскольку уже к этому времени те, кто был непосредственно «заинтересован» в этом деле и кому «следовало» заметать следы своих преступлений, успели скрыть или уничтожить многие ценнейшие материалы.
Я могу говорить об этом уверенно, потому что на судебном процессе сами должностные лица, которых мы допрашивали, признавались, что, мол, согласно существующим положениям в их ведомствах, часть документов была уничтожена «по истечении срока давности». К примеру, об этом заявил генерал Эрнст Басаров, первый заместитель министра внутренних дел Казахской ССР, являвшийся одним из руководителей операции «Метель» по разгону демонстрантов. Конечно, я вполне допускаю, что они для такого «особого случая» могли издать и «особые» инструкции по хранению документов с тем, чтобы понадежнее «зачистить нежелательные следы».
Кроме того, подвергались, конечно, «особой обработке» и те документы, которые предоставлялись Конституционному суду. Они жестко фильтровались, чтобы «случайно» не подставить известных персон. Но даже в таком виде эти материалы представляли и представляют собой несомненную ценность для того, чтобы по ним можно было составить определенное мнение о произошедшем и определить степень ответственности и вины тех или иных государственных органов или должностных лиц того периода в конкретных преступлениях.
– И где же теперь эти документы, господин Куанышалин?
– Они хранятся там, где должны храниться, и ждут своего часа.
– Как вы думаете, Конституционный суд сам решил свернуть дело или…
– Команда поступила «сверху». Об этом мне сказал кое-кто из членов Конституционного суда. Кстати, придет время, когда будут открыто названы, с их согласия, имена тех судей, которые честно и добросовестно выполнили свой долг в этом чрезвычайно щепетильном деле. А имена нечестных судей – Ударцева, Малиновского и Башаримовой, которые всячески тормозили объективное расследование обстоятельств дела в силу того, что сами были замешаны в репрессивных действиях по отношению к желтоксановцам, нами были названы уже тогда, в ходе судебного процесса: мы требовали, чтобы их заменили другими судьями. Но это требование не было выполнено.
Одним словом, «наверху» поняли, что дело приобретает для них серьезный оборот. Дальнейшее продолжение судебного процесса могло «задеть» многие государственные персоны, включая самого Нурсултана Назарбаева. Ведь «туда» постоянно и в подробностях докладывали о ходе судебных разбирательств. И, естественно, Конституционному суду была дана соответствующая команда: срочно свернуть дело. С тех пор прошло уже 13 лет, но пока, увы, «воз» и поныне находится на том же самом месте.
– Итак, вас тормознули. И что после этого вы стали предпринимать?
– Тогда я понял, что нужны более мощные рычаги давления, нежели общественные организации. И я решил попробовать пробиться в парламент в качестве депутата. Тем более что как раз в это время, после разгона Верховного Совета 12-го созыва, объявили досрочные выборы. В январе 1994 года я поехал в Актобе и зарегистрировался в качестве кандидата в депутаты. Одним из моих программных обязательств как раз и было поднятие в парламенте вопроса о Декабрьских событиях, поскольку к тому времени комиссия по Желтоксану, возглавляемая писателем Мухтаром Шахановым, перестала существовать, а судебный процесс в Конституционном суде, как я уже говорил, тоже свернули.
– Кстати, лично вы, господин Куанышалин, контактировали с комиссией Мухтара Шаханова?
– Очень мало.
– Почему?
– Причины были. Одной из них было то, что мы считали более важным и действенным рассмотрение этого вопроса в суде. И к тому же мне не верилось, что Мухтару Шаханову дадут «докопаться» до истины. Его в любой момент могли остановить, что и случилось – поэта отправили послом в Киргизию, чтобы слишком глубоко не копался в Декабрьских событиях.
Хотя в любом случае надо отметить, что комиссия Мухтара Шаханова проделала большую работу. За это ей спасибо. Она собрала много материалов и продуктивно поработала по реабилитации желтоксановцев.
РАБОТА В «КРАМОЛЬНОМ» ПАРЛАМЕНТЕ
- Вам удалось пройти в парламент?
- Выставив свою кандидатуру самовыдвиженцем и пройдя уже в первом туре сито выборов из семи кандидатов, я стал депутатом первого в истории Казахстана профессионального парламента. А мандат депутата давал мне уже реальный шанс продолжить то дело, за которое мы так долго и упорно боролись. И этот шанс я был намерен использовать сполна.
– С чего вы начали эту работу в парламенте?
– С подготовки по созданию новой депутатской комиссии по Желтоксану. Однако такое мое желание с самого начала встретило жесточайшее сопротивление со стороны некоторых руководителей Верховного Совета и отдельных депутатов, которых власть использовала в качестве буфера против меня.
– Вам казалось, что кто-то «сверху» дает этим людям указания, направляет их действия?
– Мне это не казалось, я это знал. Эти люди получили конкретное задание «сверху»: во что бы то ни стало заблокировать создание подобной комиссии. Поэтому приходилось вести с ними жесткую и бескомпромиссную борьбу.
Решив, несмотря на все противодействия, идти в этом вопросе до конца, я получил мощную поддержку, во-первых, моих соратников по «Азату» и «Желтоксану». Целая группа желтоксановцев устроила в «Доме демократии» голодовку с требованием создания комиссии по Желтоксану. Это был беспрецедентный в истории Казахстана случай – голодовка продолжалась целых полтора месяца! И все это время в парламенте шла жесточайшая борьба. Борьба, как говорится, не на жизнь, а на смерть. И в этой борьбе мне помогли, во-вторых, мои коллеги – депутаты, которые подписали текст подготовленного мною письма-обоснования и обеспечили большинство при заключительном голосовании за создание комиссии.
Тут я обязан назвать некоторые имена, к сожалению, в негативном плане. К примеру, как только на обсуждение в парламенте ставился вопрос по Желтоксану, вести заседание, как правило, поручалось заместителю председателя парламента Марату Оспанову, а тот начинал всячески манипулировать, чтобы не пропустить этот вопрос. Он старался давать слово только противникам создания комиссии, а сторонников, напротив, «зажать». Одним из тех, кто оказывал нам жесткое сопротивление, к моему глубокому сожалению, был академик Салык Зиманов – председатель комитета по конституционному законодательству и правам человека. В этом комитете я возглавлял подкомитет по правам человека. Прежде я очень уважал этого человека и до сих пор не могу понять, почему он так себя вел. Мало того, что он фактически противодействовал поиску истины по Желтоксану, он еще и публично обвинил меня в том, что я своими действиями стремлюсь заработать для себя дешевый авторитет! Мне ничего не оставалось, как дать ему жесткий отпор.
И все же, повторюсь, что тех, кто поддержал меня, оказалось больше, нежели противников. В итоге все же удалось создать комиссию по расследованию Декабрьских событий, сразу после чего, можно сказать без всякого преувеличения, героическая голодовка в «Доме демократии» была прекращена.
Наша комиссия, которая, в отличие от комиссии Мухтара Шаханова, была не просто парламентской, а комиссией Президиума Верховного Совета Казахстана, то есть она была выше статусом, и тут же начала свою работу с накапливания необходимых материалов. При этом мы преследовали несколько иную цель, нежели шахановская комиссия, а также отошли от тех задач, которые мы в свое время ставили перед Конституционным судом.
Дело в том, что мы не задавались целью, как думали некоторые депутаты и их кураторы от власти, организовать массовые наказания виновников расправы над участниками Декабрьских событий. Хотя, наверное, без разоблачений и наказаний некоторых, наиболее одиозных личностей вряд ли бы обошлось для назидания на будущее. Но это не ставилось во главу угла.
Мы собирались исследовать проблему с точки зрения законодательства, а именно: стремились к тому, чтобы на основе тщательного и детального изучения нарушений закона в период и после Декабрьских событий официальными госструктурами и должностными лицами выработать конкретные предложения для конкретных законопроектов с тем, чтобы потом они в виде незыблемых норм закона стали бы гарантией недопущения подобных нарушений в будущем. Иначе говоря, чтобы в Казахстане больше никогда не повторились трагедии, аналогичные трагедии декабря 1986 года.
Чтобы в случаях народных волеизъявлений с требованиями соблюдения прав и свобод человека и гражданина, власть не посмела бы подавлять эту волю силовыми методами. Чтобы общество, в конце концов, смогло бы без оглядки на «державный кулак» жить по основополагающим принципам настоящей демократии - таким, как свобода слова, свободные выборы, свободные СМИ и так далее. Одним словом, по правовым нормам, а не по «нормам» мнимой демократии, которую мы видим сегодня в Казахстане.
«ПРОГРЕССИСТЫ И ЖЕЛТОКСАНОВЦЫ ДОПЕКЛИ ПРЕЗИДЕНТА»
– Господин Куанышалин, ваша благородная затея не осуществилась?
– К сожалению, это так. В 1995 году мы потерпели поражение только по одной причине – президент Нурсултан Назарбаев, великий мастер по «роспускам» всех неугодных ему государственных органов, «руками» Конституционного суда незаконно ликвидировал наш парламент ровно через год после начала его работы. А потом он заменил и сам Конституционный суд нынешним беззубым Конституционным советом. Если бы он не пошел на этот откровенно антиконституционный шаг – разгон парламента, я уверен, мы бы проделали огромную работу. И сегодня в стране ситуация с демократией и с экономикой была бы, несомненно, на порядок лучше. И вообще, тот парламент, на мой взгляд, был наиболее демократичным, независимым и дееспособным парламентом в истории нашей страны.
– А что послужило основной причиной преждевременного роспуска парламента? Неужели ваша комиссия?
– Причин для роспуска было несколько. Среди них наиболее опасной, кроме нашей комиссии, которая действительно кое-кого из «небожителей» сильно нервировала, была еще чисто оппозиционная депутатская группа «Прогресс». В нее входили 70 депутатов из 177-и. Это - те самые депутаты, которые голосовали за Газиза Алдамжарова, когда выбирали спикера парламента, и когда власть, используя опять-таки, всевозможные манипуляции, смогла-таки «прокатить» его. Так вот, деятельность «Прогресса» настолько тревожила Нурсултана Назарбаева, что он не нашел иного выхода, кроме, повторяю, незаконного роспуска «крамольного» парламента.
«МАРАТ ХАСАНАЕВ УБИТ ПО ПОЛИТИЧЕСКИМ МОТИВАМ»
– Итак, после роспуска парламента вы оказались не у дел. Но вы, как я понял, не успокоились и продолжали свои расследования по Желтоксану. Скажите, вам не приходилось обращаться с этим вопросом в центральный государственный архив? И что вы думаете о загадочном убийстве 7 лет назад его директора Марата Хасанаева?
– Марата Хасанаева я хорошо знал. Тесно с ним общался и на историю его убийства у меня есть собственное мнение.
– И какое же оно?
– Я не верю в версию следствия, что он убит с целью ограбления. Я думаю, что его убили по политическим мотивам.
– Да, в печати того времени мелькала информация о том, что его убийство могло быть связано непосредственно с его работой, даже, как говорили, с имевшимися у него документами по Декабрьским событиям.
– Вот как раз об этом я и хочу рассказать. Незадолго до его трагической гибели мне приходилось с ним беседовать на разные темы, в том числе и на тему Желтоксана. Однажды после долгих раздумий он мне сказал, что у него есть особая папка по Желтоксану, которая может пролить свет на эти события, что люди из нее могут узнать много такого, что им сегодня неизвестно. Когда я попросил его дать мне копии этих документов, с обещанием, что ни одна живая душа не узнает, откуда я их взял, он мне ответил, что подумает. Я думаю, что Хасанаев хорошо осознавал, насколько это рискованное дело.
– А вы не можете допустить, что, кроме вас, кто-то еще мог обратиться к нему с подобным предложением, и это стало известно каким-то людям из силовых структур?
– Я думал об этом. И это вполне вероятно. Но я почти уверен, что эти секретные документы он никому не передавал. Хасанаев был профессионалом своего дела и на такой шаг вряд ли мог пойти. Просто те, кто засек его контакты, скажем так, с оппозиционно настроенными людьми, могли подстраховаться, чтобы спокойно спать. Теперь же я опасаюсь, что эти документы, увы, безвозвратно потеряны.
ИСТОРИЯ ВСЕХ РАССУДИТ
– Итак, подытоживая нашу беседу, что бы вы хотели сказать в заключение?
– Исходя из своего опыта изучения подобных дел, мне нетрудно было сделать вывод, что для «нейтрализации» документов, которые когда-нибудь могут вызвать для конкретных лиц сложные проблемы, кое-кто в страхе перед наказанием способен пойти на все. Иначе говоря, стараются «зачистить», «профильтровать» или просто уничтожить такие документы. Иной раз – вместе с их обладателями. Подобное происходило и происходит, конечно, все эти годы с документами и по Декабрьским событиям.
Но те, кто занимается столь грязными делами, не могут понять главного: сколько ни уничтожай документы, всегда остаются люди – живые свидетели событий. Всех-то не уничтожишь! А живые свидетели важнее любых архивных документов.
И потом, пора бы извлечь уроки из истории. Ведь подобными фальсификациями занимались и лидеры Третьего рейха, и советские руководители в сталинский период. А что с ним произошло, мы все тому свидетели. В конечном итоге никому не удавалось и не удастся обмануть историю и память потомков.
– Господин Куанышалин, спасибо вам за интервью.
